Ирина Степановская - Фаина Федоровна

А впереди и позади на ленте всё движутся и движутся очень-очень много поломанных машин. Кое-как справляясь с потоком, «муравьи-пижамы» могут исправить только самые заметные детали. Всё остальное – мимо, мимо. Скорей. Скорей. Конвейер не останавливается ни днём, ни ночью, а «пижамы» устают, хотят есть, пить, в туалет, спать под крышей и ездить на машинках. Уже на других. Настоящих. Таких, как у меня. Или даже лучше.

В дверях дежурный спрашивает у меня пропуск. В узком подъезде темно, фотографию всё равно не различить, к тому же все входящие стоят против света. Я хмыкаю. Кому нужна эта профанация? Но пропуск достаю. Дежурный даже не берёт его в руки, просто кивает. Я прячу пропуск обратно в сумку, иду к лифтам и поднимаюсь к себе, на шестой этаж. Вхожу в нашу с Дашей комнату. Ординаторской, как таковой, у нас уже давно нет. Мы сидим в комнатах по двое – дамы отдельно, мужики отдельно. Когда нашей заведующей нужно что-нибудь нам сказать, мы идём ненадолго к ней в кабинет, или она заходит к нам.

Даши сейчас в комнате нет, я вешаю куртку в шкаф, переодеваюсь (пижама действительно белая с бирюзовыми полосками на карманах, я ничего не перепутала). Хвала небесам, у меня ещё есть минутка выпить чашку кофе.

Мой телефон звонит, не переставая.

–Ольга Леонардовна! Не можете меня посмотреть? Приехала из отпуска и заболело горло…

–Ольга Леонардовна, у меня что-то в ухе подозрительно щелкает…

Я всем отвечаю:

–Приходите.

Это звонят знакомые, знакомые знакомых, и знакомые знакомых знакомых. В интернете я никакой рекламы не даю.

Да, всё правильно, я работаю в ЛОР-отделении и теперь на двери комнаты, в которой я сижу с молодой коллегой Дашей, прибита красивая табличка:

ГРИГОРЬЕВА О.Л.

Канд. мед. наук.

Теперь я смотрю на эту табличку совершенно равнодушно, а чаще – просто не замечаю. Но когда-то я всем сердцем мечтала, чтобы после моей фамилии стояло вот это: «канд. мед. наук».

По молодости меня один раз отправили на вертолёте санавиации в район, в районную больницу. Впечатление, прямо сказать, не очень. Сильно болтало. У больного был самострел с повреждением головы и шеи. И ухо себе он ещё умудрился отстрелить. Ушная раковина на мочке болталась. Видно хотел попасть в висок, да рука дрогнула. Мы полетели туда бригадой – травматолог, челюстно-лицевой хирург и я. И оказалось напрасно прилетели. Надо было сразу парня в город переправлять. Посовещавшись, на месте решили ничего не делать. Наложили повязку, погрузили парня и полетели назад. Он был без сознания. Я по дороге частично повязку разрезала и пришила ему всё-таки ушную раковину. Удивительно, что когда я шила, меня совсем не тошнило от качки. А травматолог с хирургом говорили, что не надо пришивать.

–Чего ты сейчас будешь валандаться тут, в вертолёте? Приедем, заново доступ к височной кости придётся открывать, и шов твой к чертям разошьём.

Но я всё равно пришила ему раковину. Если бы парень выжил, то рубец был бы почти незаметен, я очень аккуратно всё сделала. А среднее ухо даже не повредилось. Вот такой был удивительный случай. Скользяще прошла ударная волна.

Честно говоря, не знаю, что потом с этим парнем стало. Но если его всё-таки тогда похоронили, так, по крайней мере, как полагается, с обоими ушами.

Это было давно. В девяностых.

Однако вид города с вертолёта я хорошо помню.

Два берега реки. С высокого – широкая белая лестница струится вниз, то раздваиваясь на пролётах, то опять смыкаясь. От неё в обе стороны – песчаный пляж. У воды лестница переходит в мост. Мост на двух белых вышках. Между вышками полукружия толстенных тросов, а от них вертикальные тросы вниз, к металлическому настилу моста, как струны огромной арфы. За рекой в низине роща. Роща разноцветная в зависимости от времени года. Зимой – бело-голубая и полосатая от пересекающих землю лыжных трасс. По весне её всю заливает водой, и роща зелёновато-серая. Хочется туда плыть на лодке и спасать зайцев. Но зайцев нет. Видимо все уже утонули. Летом роща ярко зелёная, а с августа уже становится пыльно охряной. В октябре – оранжево-коричневая, пока позднее не обнажится паутина стволов и веток.

Зелени мало, у нас засушливый климат. В самом центре города улицы располагаются параллельно и перпендикулярно, как авеню и стриты, а потом разбегаются, кружат, вьются, образуют тупики новых районов.

С вертолёта должен быть хорошо виден почтамт начала прошлого века с зубчатыми башенками (на средней из них – часы), а возле ЗАГСа небольшой старый сквер с тенистыми аллеями. В центре его, вероятно в память о дороге в Среднюю Азию, когда-то стоял смешной, вылитый из металла под бронзу ослик с тележкой. Тележку и ослика украшали цветами и возле него любили фотографироваться молодожёны.