Георгий Жихарев - Погружение

Меня никто не провожал. Я пожелал себе хорошей дороги, захватить с собой немного снежной магии, чтобы суметь на несколько дней закрыться в стеклянном шарике простого мира, мира перед моими глазами, мира следующей минуты. На угловом магазине вдруг погасла вывеска. Я глубоко вдохнул и нажал дверь в плохо-освещенный зал вокзала.

Вагон был круто натоплен, хотелось сразу расстегнуться, стащить шапку, растянуть удавку шарфа. Такая жара казалась излишней, ошибочной, будто поезд бросило в жар от одной мысли о предстоящем путешествии. Я представил себе седого старичка где-то в голове поезда, управляющего температурой – он стар и болен, его потрясывает от озноба, и он крутит вентиль слабой рукой, все выше и выше, пока, наконец, не забывается дурным сном, и поезд не остывает до нормального состояния под утро.

Я взял билет в двухместное купе, и через десять-пятнадцать секунд мне предстояло узнать свою судьбу на следующие пару часов. Кто ждет меня там? Бывалый офисный бродяга – это был бы неплохой вариант, пусть среди них попадаются говоруны, но, как правило, им безразличен твой уровень интереса, да и этикет поездки они знают хорошо. Вырвавшийся из дома глава семьи – здесь больше шансов нарваться на монолог по душам, сакральное поездное исповедание человеку, которого больше никогда не увидишь? Настоящие чужие истории, не придуманные и не отработанные на разных аудиториях, а реальные, из жизни – мне совершенно не интересны. Они полны туманных грехов, запутанных комедий положений, далеких родственников и очень непонятно важных друзей, внезапно акцентированных фраз, которые требуют ответа. Увольте. Я люблю (некоторых) людей, я просто не люблю их тайные, утомительные истории. Впереди немолодая пара загружала в купе три больших сумки – для чего им могло понадобиться такое количество вещей, совершенно непонятно. Пришлось переждать. Так кто же? Безразличный студент, уткнувшийся в телефон? Благообразная старушка? Или наоборот, молодая девица, которая больше моего переживает, заслышав мои шаги по проходу? Добряк с бутылкой? Наконец, путь был свободен, я завернул в следующую дверь – купе было пусто. Я затаил робкую надежду, что поеду сегодня один.

До поездки я даже подумывал выкупить оба билета, но в этом было что-то неудобоваримое. Платить за комфорт я с годами научился, но платить за гарантию одиночества? Мне казалось, что все будут смотреть на меня, как на человека с гнильцой. Слишком хорош для общения с плебсом? Да кто и захочет ехать с таким уродцем? Небось, наоборот – самому за разговор приходилось доплачивать не раз, так? Во всех этих мыслях не было вообще никакого смысла. Кто все эти люди, сокрушенно качающие головой в мой адрес? Как бы они узнали, что я выкупил второй билет? У меня уже была готова выдуманная история с объяснением, для проводника. Да кому вообще есть дело до меня, а уж тем более для моих привычек в поездке? И по какому праву? Кто-то из древних сказал: сомнениями, мол, разрешаем мы окружающим предавать себя. И вот так и я, ощетинившись чрезмерно и беспричинно на мир, сидел бы под надзором недругов. Одним словом, второй билет я не купил.

За окном прощались мои попутчики. От тех, что помоложе, валил пар – они хлопали друг друга по плечам, должно быть, громко смеялись, закидывая голову; один из них кого-то изображал, девушка рядом прикрывала рот перчаткой. Те, что постарше, стояли молча. Они столько раз уже прощались, что не было нужды ни для заполнения пауз, ни для активного проживания каждой секунды. Молодые смотрели друг на друга; пожилые вместе смотрели в одну точку. Они думали о разном, в том числе и о том, может быть, что могут никогда больше не увидеться. Они чувствовали, что не обязательно открывать рот для полноценного присутствия, что настоящий разговор не привязан к сотрясениям воздуха в данную минуту. У молодых не было такого знания, и они постоянно напоминали друг другу о своем существовании. Я неплохо еще помнил это время. Как все это было утомительно.

У меня никогда не получалось стать частью большой компании. Не подумайте, что я был отшельником, или асоциальным элементом. Нет, я дружил много и довольно часто. Но любимым форматом всегда был один-на-один . Если собиралось больше народу, чем могло уместиться за одним колченогим столом на условной кухне, я умолкал. Сначала таинственно улыбался, что, должно быть, сходило мне с рук, даже придавало некоторую значительность, мол не разменивается на пустые разговоры. Но время шло, разговоры полнились смыслом, резкие повороты темы тянули меня к себе, поблескивая в полутьме звериными глазками давно не безразличных мне сентенций. Но раз умолкнув, мне было очень сложно снова вступить в разговор. Почему? Точно я не знаю, но догадываюсь, что мой внутренний монолог к тому времени уходил все дальше и дальше от легкой канвы застольной беседы, и шансы нагрубить, или, по минимуму, съязвить становились слишком высоки. И я предпочитал воспользоваться привычной отговоркой – «что-то я неважно себя чувствую».