Евгений Кузнецов - Жизнь, Живи!

Мама с папой разговаривают всегда с глазу на глаз, и когда я их вместе застану, мамино молчание – несчастное, папино – виноватое.

И ругались бы, как раньше, – да другие заботы не дают!..

И я, уже старшеклассник, серьёзно-жизненно гадаю: ведь нет, пожалуй, ничего, чего бы им недоставало… чего же им недостаёт?..

Но уношу с собой их молчание:

–– Вот и живём мы вместе, и уж так давно. Даже и дети выросли. И что будет?.. Жизнь детей будет!.. И что будет?..

Так же явно и терпко ощущается что-то самое-самое и в жизни сестёр: окончив школу, более-менее подружились, иногда среди разговора обе умолкнут, замрут и, словно встретившись после разлуки, проницательно и состязательно глядят в глаза друг дружке…

Сама тишина тогда мне, для меня, за них говорит:

–– Я, сама видишь, живая и живу!.. И я, сама видишь, тоже живая и живу!.. Ну, а как же ты сама-то в жизни?.. А ты как?.. Ведь жить надо как-то по-настоящему!.. И я бы по-настоящему!.. Я ещё, вот увидишь!.. И я ещё, вот увидишь!..

И тут я вспоминаю, что мы, все трое, были маленькими…

Сёстры мои обе красивые. Обе готовили и шили. Катя даже, пожалуй, лучше Насти, когда захочет. Обеих хвалили соседи и знакомые.

–– Какая хоть вам судьба? – тут портит всем настроение баба Шура.

И обе сестры враз, словно бы стыдливо, – как мне кажется – мельком оглядываются на меня.

Что бы случилось, если б они застали меня… за симфонией!..

Приехала тётя Тоня, собрались они опять, как в детстве моём, все вместе – только уж теперь все взрослые: мама, бабушка, Настя, Катя…

Если я зайду ненароком к ним, мама и тётя – после минуты тишины – как-то противно-адресно начинают, в один голос, жаловаться:

–– У нас, у двух сестёр (а тётка – сестричек), не было в жизни братика!

И сёстры таращатся на меня, словно впервые увидели. Настя – во все глаза. Катя – щурясь, склонив голову к плечу.

И я, после этого, как бы замираю на месте: миновал ведь целый пласт жизни!.. И уже с холодком кое-что вижу…

Обескуражено краснею, когда при мне в других семьях… друг дружку целуют!..

Запах ужаса, запах ужаса – перед обмороком – длился сколько-то… сколько-то содержательно.

На уроке, помню в школе учительница физики ("проходили" время) предложила сосчитать секунды в минуте – чтобы точно. Попробовал один, другой, третий…

Вызвался и я.

Встал.

–– Раз, два, три, четыре…

Поплыл…

–– …пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

Голова кружилась, класс кружился…

–– …тридцать восемь, тридцать девять…

В тишине все слушали – я ощутил – некую Правду…

–– …пятьдесят, пятьдесят один…

Я волновался каким-то новым волнением: только бы поверили!..

–– …шестьдесят!

И секундомер щёлкнул – слушаясь меня.

–– А я ведь тогда это впервые…

–– "Откровение".

И тут: запах ужаса и был – одновременно: когда понялось… то есть – потому что понялось…

–– Проснулся!

–– "Признал".

То, что и всегда-то было наглядно, очевидно, неумолимо.

С вечера того обморочно и прозрачного дух мой, как мальчишка привередливый, был-таки утешен – доступом желанным.

Исчерпывающим.

И потёк сам собой роман.

Люди, души их, на этом свете, да, побывать. Но это факт, а не интрига. Побывать-то – по-разному!.. Этот свет, с его воздухом, солнцем и земным притяжением, для всех людей вроде бы одинаков… Младенцы все одинаковы… Значит, духи капают в младенцев – разные!..

Люди – либо ангелы, либо бесы! Притом – уже сейчас! В этой – видимой – жизни.

Из этого – все поступки и все, прежде, причины поступков.

Ангелы, бесы – и до этой жизни были ангелами и бесами. А здесь те и другие – побывать.

Что с ними будет потом – об этом, как говорится, потом…

Но в сей жизни и в сию минуту каждый – либо ангел, либо бес!..

Реально! Реально!..

Ужас от знания этого Знания в первый миг и был таков… что я буквально обонял… это свежее Знание.

Все – бесы и ангелы… Все. Все. То есть…

–– Все?!..

–– "Все".

То есть…

Ужас!.. В первую минуту… ничего и не могло быть… кроме ужаса.

Ведь об этом мне не сказали, об этом я не услышал от кого-то… а понял сам… даже и не так…

Как на той фреске: Художник изобразил себя в виде шкуры, содранной с него, в руках Сатаны…

То есть я, узнав то Знание, оказался первым, кто его узнал – и был, в первую минуту, сам собственно этим Знанием!..

Реально – до обоняния.

И разумеется – "разумеется"! – потерял сознание.

…Все. Все. То есть… Все?!.. Все.

И после этого несколько дней я ходил, делая вид в себе для себя, во мне для меня, – что я ничего… не знаю…