Ольга Сивей - Облачный путь

Когда разрешали, она с трепетом доставала из секретной коробочки своей матери несколько царских монет, доставшихся от бабушки, и представляла, что есть здесь какая-то загадка и давняя история, хотя как с наукой с ней не была еще знакома. Но не все понимали ценность этих предметов, как и ее мать – она обменяла как-то монеты на золотые сережки.

Где теперь эти деревенские праздники и наряды, пусть даже увешанные поддельными деньгами? И в деревнях теперь «городские», «цивилизованные» банкеты. Эти старинные завораживающие ее когда-то обряды – «старомодные» и никому не нужные. И то, что показывают заезжим туристам, – театральное, ненастоящее. Совсем не то, что видела она когда-то своими глазами. А наряды – кукольные, подиумные. Никогда ни таких, ни даже похожих не было в крае ее детства!

К сожалению, имели место и другие традиции, из-за чего эти развеселые сборища она стала избегать. Между гостями расхаживали задиристые зазывалы из близкой родни юбиляра или молодоженов с большим ведром браги и ковшом, который надо было обязательно осушить каждому, и не один за вечер. Отказаться от этого – хоть молодому, хоть больному – значило смертельно оскорбить хозяев дома. Обижать никто не хотел – и пили. Мужчины, женщины, старики и даже дети. За полночь – крики, драки, брань. А наутро и не помнят, о чем ссорились, той же браги выпьют – и опять добрые соседи. Гуляли так два-три дня.

Все деревни в округе не отличались от отцовской. В том числе и соседняя, куда она переезжала во вторую половину лета к родителям своей матери. Но здесь ее окружали заботой, сосредоточенной только на ней (двоюродные брат и сестра жили далеко и приезжали очень редко и ненадолго). Бабушка с дедушкой души в ней не чаяли. Она взаимно их обожала.

Здесь родственной душой был дедушка со светлым одобряющим взглядом с хитрым прищуром. Позитивное отношение ко всему и ко всем, что и кто его окружал, уверенность, что жизнь прекрасна, а люди добры, передавались и ей. Обычный деревенский работяга, но чувствовалась в нем интеллигентность с вечной жаждой желания знать и уметь больше, чем нужно для тихого существования.

Родом он был из зажиточной крестьянской семьи, где с детства привык к труду с утра до позднего вечера. А уж когда своими руками соорудили мельницу, то их многочисленному семейству точно стало не до отдыха. Делали все сами, батраков не нанимали, но в деревне завистливые языки называли их кулаками. А раз назвали груздем, так и кузовок не миновал – в тридцатые-то годы при советской власти. И вот смотрели семеро детей, по воле судьбы только что лишившиеся матери, вслед телеге, увозящей их отца-кормильца в далекую Сибирь деревья валить и баланду есть, а потом этому завидовали – там хоть кушать давали! И в этот же день все из их дома растащили, ни одежды на зиму не оставили, ни пера от курицы, а ночью пустили красного петуха – наказали малолетних врагов народа. И остались они в маленьком обгоревшем сарайчике. Траву-лебеду от голода кушали, нечаянные зернышки с земли у бывшей своей мельницы подбирали. Втихую, видя распухшие их животы, кто-то из деревенских корку хлеба подавал. Нам, нынешним, не понять, как они выжили!

А она еще не понимала, как сила их душевная и духовная не умерла, как на всю жизнь все эти семеро сохранили доброту к предавшим их людям. А больше всего не понимала, как продолжали почитать и превозносить советскую власть. Начавшаяся следом война все обиды сгладила – этот враг для них оказался куда страшнее.

Ей было всего пять лет, когда любимого дедушки не стало, но этот человек также всю жизнь незримо присутствовал рядом. Она хорошо помнила его похороны. Как в огороде под вишнями тесали и колотили доски, потом обтягивали пылающим красным сукном и закрепляли его, забивая маленькие гвоздики. Все плакали, а она нет. Не потому, что не горевала о родном человеке, но что-то большее уже в этом возрасте понимала и воспринимала происходящее как естественное событие жизни. Она ведь вместе с мамой навещала тяжелобольного деда в больнице и знала, что этот день когда-нибудь наступит.

И стала она каждое лето проводить только с бабушкой. Работая учителем в деревенской начальной школе, та постоянно что-то рисовала, лепила, вязала, вышивала. Она рассматривала творения бабушки и справедливо считала, что талантливее никого нет на свете. При более близком знакомстве с родней по этой линии оказалось, что почти каждый там обладал художественным даром. Многие творили для души или для близких, но были и профессиональные художники.