Но особенно хочется отметить эти строки:
«Жизнь сложу как оригами
С вами, нами, с ними, сами
Журавлем или слоненком,
Ангелом или котенком,
Поскромнее, мудренее,
Проще или посложнее,
В завитках крутых изгибов,
В уголках красивых видов,
Иль загадочно, неясно,
Трудно и не безопасно.
Знать бы, как все сложит с нами
Нашей жизни оригами».
Вот так из бумажных листков складываются человеческие судьбы. И ничего с этим не поделаешь. Надо жить и честно делать свое дело.
Андрей Щербак-Жуков, поэт, прозаик, критик
Часть 1
Легко ли в сказку убежать
На небе все давно устроено.
Один и в поле будет воином.
И я пишу свою историю.
Сама.
Диана Арбенина
Она бежала. Неслась вдоль серых деревянных заборов, сквозь цепкие кусты, мимо лающих собак, по тропе в лес, вглубь завывающих тополей и кленов. Пряталась в заросшем травой овраге. В сердце – ужас. В голове набатом: «Все погибло!» Все погибли! Ее семьи больше нет! Она их не спасла. А могла ли? Она их бросила!
Бежать. Она начала подзабывать, каково это. Вот бы опять ощутить этот ветер в лицо, треплющий лезущие в глаза и рот волосы, заставляющий щуриться от невидимых пылинок. Темп, скорость, ритм. Чувствовать приятное напряжение в мышцах, а не болезненное, стягивающее, заставляющее контролировать каждый шаг, каждое движение.
Этот преследующий с детства сон перестал сниться уже давно. По мере взросления злыми силами выступали то Кощей с Бабой-ягой, то инопланетяне, то бандиты девяностых… Ощущение гибели, безысходности и неотвратимости происходящего – всегда одно и то же.
– Ведьма!
Она вздрогнула.
– Ты – ведьма!
Слышать это пятилетней девочке было неожиданно и странно. Она каждое лето жила вместе с двоюродными братьями и сестрой у отцовских родителей, ее бабушки и дедушки. Сейчас дети возвращались с добычей с кукурузного поля.
– Почему?
– Так моя мама сказала. Поэтому кукурузу мы тебе не дадим.
– Не очень и хотелось! А листики можно?
Это было ее любимым развлечением – делать маленьких кукол из палочек, ягод, хмелевых шишек, шикарные волосы из кукурузы, нарядные платья из листьев, цветов и травинок. А потом разыгрывать сцены из множества прочитанных сказок. Самый любимый сюжет – где Золушка или другая простушка превращалась в красавицу-принцессу, которую обязательно спасал благородный принц, у них рождались умные и красивые дети, они жили долго и счастливо и умирали в один день.
Она улыбнулась – повезло ее детям. Со старшей дочерью всегда рядом находилась мама, которая разделяла страсть к диснеевским принцессам, а с мальчишками – сюжеты «Марвел», «Гарри Потера» и Толкина. Самый любимый магазин был, конечно же, наполненный волшебством Disney, откуда муж просто хватал ее в охапку и выносил, потому что добровольно оттуда она – взрослая женщина! – выходить отказывалась.
Иногда к этим играм присоединялись ее кузены. Им нравились красочные рассказы из никогда не читанных книг, но они быстро пресыщались услышанным. Заканчивалось это общение очередными дразнилками и ее слезами.
У взрослых были свои заботы. Деревенские вечера ей запомнились пьяными выкриками, густым матом и, бывало, драками между дедом и его сыном, отцовским братом, между соседями или родственниками (а в деревнях они все между собой какие-то родственники). Тетки, отцовские сестры, при этом голосисто причитали, разнимая дерущихся. Выпить было «свято» по любому случаю, а то «дело не пойдет». События происходили каждый день и не одно: посадили картошку, выкопали, скосили сено, убрали в стога, у одного соседа баню чинили, у другого крышу стелили, а вчера сосед упал – чтобы выздоровел…
Особую любовь к себе среди родни она не ощущала – была им чужая, непонятая и сама непонимающая. Дед ее просто не замечал. А одна из отцовских сестер могла при ней сказать какую-нибудь гадость на чувашском языке, думая, что городская не поймет. Но язык она давно уже выучила, все понимала, только говорить на нем не могла.
По-доброму к ней относился дядя, у которого не было своих детей. Выпивши, доставал губную гармошку и играл старому дворовому псу с длинной мордочкой и густой рыжей шерстью. Добрейшее существо вскидывало вверх свой мокрый нос, смотрело будто заплаканными глазами и начинало «петь». Все смеялись, а ей было почему-то жалко собаку – «лисичку», как она называла ее за внешность.
Читать дальше