Вячеслав Сахаров - Окраина Солнечных Дней

– Домой, – отвечает Бас и лицо дежурного стало совсем тупым.

– Да тут я, – кричит из-под нар Кузьмич, и вылезает с довольной миной.

– Шутники, мать вашу! А это что? – увидел он окурок у него в руках. – А ну давай сюда, у нас не курят.

Расстроены были все. Забирали всех родители, криков было.

Еще мы ходили на Центральную, играли в футбол, там ошивались и старая шайка с Октябрьской. Картаев Саша, в детстве мы с ним хорошо дружили, а потом он испортился, компания была говно. Из-за этого я и ушел. Как бы он всегда был, точнее все считали, даже я, что он сильней. Хотя не знаю, почему все так думали. Вот тогда мы и зацепились на футболе, я его побил, четыре удара и многолетнее мнение в прах. Толпа меня обнимала. Бас на руки поднимал. Славно проводили время на Юбилейной 3. Потом, приехала хозяйка и мы перестали там собираться. Зелень не помню с кем стал гулять, Бас тоже обзавелся новой компанией, Цып остался со старой, не очень хорошей компанией, а мы с Сыром стали гулять с другими, а да, и Зелень позже примкнул. С Сыром мы не расставались с садика, с Зеленым познакомились чуть позже, в двухтысячном. Но какой-то период мы с Сыром не гуляли, год или полтора, а как встретились, дело было так. Мы с Зеленым ходили на крышу одноэтажного здания за школой, прыгали оттуда в снег, как раз и пришел Сыр. Потом он говорил, что у него руки замерзли, а я смотрю, на руках у него что-то не понятное. Присмотрелся, а у него вместо варежек шерстяные носки. Мы со смеху катались. Говорит перепутал. Он тогда жил на Юбилейной 5, на пятом этаже, где рядом была пустая квартира, там мы иногда ждали его и грелись после крыши. А на третьем этаже жил мужик, который вечно нас гонял оттуда, мы его называли- богомол. Однажды на новый год, мы у Сыра сидели, мамки не было, отчим спал. Нам скучно, ну мы пошли в подъезде мощную петарду бахнули. Эхо стояло жуть. Смотрю перила качаются, смотрю вниз между ними, а там этот богомол летит. Мы же к Сыру, стали закрывать дверь, а под нее что-то попало, и так вышло, что она с верхней петли слетела. Закрыть не удалось, Зелень и Сыр в комнату, а я за дверь. Стою не дышу, а самого от смеха раздувает. Богомол зашел, я не дышу, он проходит, тут встал отчим Сыра, и не поймет, не проспался.

– Ты что делаешь? А ну пошел отсюда!

Вытолкал его, тот пытался что-то сказать, отчим хватает дверь и пытается ее закрыть, а она на одной петле. Дергал- дергал, бросил. Увидел меня, вытащил из угла и пошел дальше спать.

А однажды сидим мы в той квартире, в ванной, закрылись на щеколду. Прилетает этот богомол, вырвал дверь. Первый стоял Зелень, тот его за шкирку, пинка, подзатыльник, второй Сыр, тоже самое. Моя очередь, только он заходит, а я со всей силы на встречу, отталкивают его и бежать. Но не вышло. Я поскользнулся. Он поднял меня за воротник и пинка мне. Когда мы бежали по лестнице, дико и громко ржали, и кричали – БОГОМОЛ ВОНЮЧИЙ!!!! КОЗЕЛ!!!

Отец позже подружился с дядькой, отчимом, Сашки и Леши Лоскутниковых, естественно, стал и я дружить с ними, больше с первым конечно. Это время было забавным и классным, сейчас я о нём и расскажу.

Так я перекочевал с родной Октябрьской на Центральную. Что за время было. Весна, тепло, но снег еще местами лежал, а вечером все покрывались льдом. Прекрасное время. Люблю нашу весну, прекрасней нет. Эти запахи талых крыш, этот хруст льда, эти солнечные дни. Вспоминаются строки из стихотворения Есенина: «я более всего, весну люблю, люблю разлив стремительным потоком, где каждой щепке, словно кораблю, такой простор, что не окинешь оком». Да, была у нас скамейка за домом, там и собирались, пили Балтику двойку с лимоном. Маша Никонова, Ира Кожухова, Микрякова Алена, Саня, Макс Апокин, Сергей Черкашин, Оля Головнич и ее брат Вова. А музыка, тогда я плотно сидел на группе Offspring. Это классная группа.

Я помню Олю, она была не большого роста, и я ей нравился. Тогда была мода на бензин, да, разливали по пакетам и бутылкам пластиковым и нюхали. Токсикомания – мать подростков. Места у нас были для этого дела разные, трубопроводы подземные, стройка и подвал. Однажды мы с Саней Лоскутниковым, залезли в люк и нюхаем, а мой велосипед упал и подпер крышку люка, и тот давай орать матом, думая, что это пацаны прикалываются. А пришел злой дядька, и открыл этот люк, не помню кого, но кого-то схватил, а мы в разные стороны. Я вылез аж в конце улицы. Потом мы ходили играть в футбол на сетку, это площадка за общежитие, отсюда и название, что она была огорожена сеткой. Вот там был футбол!!! Толпа, весело, летало все, ботинки, кроссовки. Пока мы играли, Алена Жукова каталась на моем велосипеде. Но это было круто. Убойный футбол. Ноги летали выше голов. Особенно было круто, когда уже стемнеет, ни черта не видно, освещения ноль, а в углу площадки человек семь пытаются ухватить мяч, которого там и нет, лупят друг – друга по ногам, ну или кого-то одного. Как-то раз мяч улетел, искали всей толпой, но кто-то додумался поджечь сухую траву, которой там было много. Нашли, и пока горела играли. Как играли, больше ржали. А иногда в подвале под общежитием сидели нюхали бензин. Заходишь, привык к темноте со света, смотришь на трубу, а там человек семнадцать, кто с чем, с пакетами, бутылками. Не то чтобы это был кайф, просто галлюцинации были разные и прикольные. Потом я, и другие ребята, продали велосипеды. Стали собираться на стройке, Юбилейной 6. Мне все время мерещилось, что я сижу на углях, мне дико жарко, я бегу по этому керамзиту и падаю в него, чтобы остудиться. Прихожу в себя и снова иду с бутылкой и нюхаю. А глюки подлые бывают, так я бегу остужаться, а там уже тоже угли, я на кирпич, а там спирали раскаленные. А однажды я видел маму, как она работала на стройке, и руки у нее были грубые, в ранах, видел, как она приходила домой, уставшая. Пацаны меня растормошили, а я оказывается плачу. Потом глюки стали все страшнее, тогда я бросил. Да и к тому же, друг отца спалил нас там с окна Юбилейной 2. Максу Апокину тогда влетело, он очень долго из дома не выходил. Мне папа тоже по первое число всыпал. И пошли мы на очную ставку. Папа, я, папин друг и Макс. Макс сказал, что меня с ними не было. Друг отца обломался, а я получил 500 рублей и был таков.