Вусал Гаджиев - Притча

Я много читал. Мы много читали. Часто мама читала вслух. Самые разные книги – начиная от художественных и доходя до научных. Всевозможные поучительные истории из жизни и огромное количество занятных научных фактов. Главное, что требовала от меня мама во время обучения – это понимание темы, осознание вопроса. Не зубрежка, а именно собственное толкование, ощущение и восприятие. Чтобы через личное понимание, я приходил к общему знанию. Она говорила, что хочет, чтобы я знал, потому что понимал, и мог, больше, чем только выкладывать на общий свет знание – я мог рассуждать за границами голого факта и освещать дальше и глубже, чем позволяло только знание единицы факта. Эта замысловатость иногда била меня по сознанию – и дверь не всегда открывалась. И тогда она приводила наглядный пример. Обладать знанием без понимания – говорила она, это как обладать корзиной без дна – корзина есть, но она бесполезна. Мама вязла листок бумаги, вырезала ножницами большой кусок в центре и согнула оставшуюся часть бумаги, схватив ее за два конца. Положи сюда ручку – обратилась она ко мне. Я с удовольствием взял ручку и с видом игривым положил ее в пустоту между двух концов бумаги. Видишь – обратилась она ко мне. Я улыбнулся и кивнул головой. А вот понимание без знания более жизнеспособно – продолжила мама. Она схватила подол моей футболки и потянула вверх, сделав из моей футболки что-то наподобие широкого гамака. Положи сюда ручку – она посмотрела на тело моей футболки, на этот самый «гамак». И я послушно положил ручку туда, куда она указывала. Понимаешь? – улыбнулась она. Понимаю – завороженно проговорил я. Не всегда это было легко, но я все же понимал, что от меня хотела мама. Я понимал тогда, и убежден в этом сейчас – она хотела, чтобы я не просто знал, но и умел сам дойти до знания. Мы читали художественные книги, где можно было рассуждать на самые различные темы – она хотела, чтобы я думал сам, приходил к какой-то мысли через рассуждения отвечал на вопросы – что такое любовь, почему люди ненавидят. Помимо Толстого и Достоевского было огромное количество афоризмов, цитат великих людей, народных мудростей и самых удивительных и необычных фактов. Некоторые факты прочно впивались в мою память, но большинство так и покоились невозмутимо в дальних чердаках памяти. Хотя бывало, что в самый ответственный момент, на каком-нибудь экзамене, вместо ответа на вопрос, в моей голове всплывало, что император Рима Юлий Цезарь носил на голове лавровый венок для того, чтобы прикрыть образовывающуюся лысину, или, что все континенты на Земле когда-то были единым целым. Эти факты, истории и прочие черпания из книг просыпались в моей памяти в моменты переживаний и возбуждений. И все же несравненно больше я получил пользы, нежели проблем от своих знаний, и в дальнейшем мой багаж познаний, собранный благодаря маме и вместе с мамой, не раз оказывался полезным и даже жизненно важным.

Реминисценция. 6 6 Реминисценция – смутное воспоминание, отголосок, отражение влияния чьего-н. творчества в художественном произведении.

Самой большой мечтой моей мамы было, чтобы я получил высшее образование. Чтобы я учился. Она мечтала увидеть меня в офисе в чистом аккуратном костюме. Не в бессонных ночных рейсах, не в мазуте, копающимся под грузовиком, не с больной спиной после очередной разгрузки товара. Как это было у моего отца.

Триста шестьдесят пять дней прошло с того момента, как отец вошел в мою комнату с дрожащими губами и потерянным видом.

От силы месяц, если собирать дни на протяжении всего года воедино, хоть как-то отметились в моей памяти. Визиты психиатра. Или врача, который разговаривает с людьми. Больше ничего. Хм. Робкая попытка отца поздравить меня с днем рождения. Я оскорблен. Вновь. Несколько дней, в которые отец пытался поговорить со мной по душам. Но я не готов. Несколько дней, когда отец срывался. Видел то, чего быть не могло. Говорил, что хочет помочь мне, но, очевидно, помощь нужна была ему. Еще и психиатр этот. Что он хочет от меня? Ему не надоели мои отказы? Помоги лучше отцу.

Триста шестьдесят пять дней. Триста из них отсутствуют в моей памяти. Совсем.

Вы в курсе, что Александр Македонский знал в лицо и по имени каждого из тридцати тысяч своих солдат? А Ким Пик запомнил более девяти тысяч книг и мог читать две страницы одновременно.

Не могу смириться. Не могу. Триста шестьдесят пять дней в закрытом помещении. Комната. Один на один с собой. В чем смысл всего этого? Зачем? Для чего? Слишком тяжелые испытания. Что я плохого сделал в этой жизни. Я даже ни разу к восемнадцати годам не пробовал сигареты. Пиво? Пару раз. Слишком мало для таких страданий. Я ведь делился. Совсем не был жадным. Попрошайки на улице, детские дома, фонды помощи. Немного, но все же. Да, дрался. Да, обзывался. Да, обманывал. Да, спорил с родителями и учителями, Да, хамил. Да, обижал. Но я не был плохим человеком. Давал списывать, защищал слабых, помогал родителям по дому, учителям в школе. Здоровался с соседями, учил уроки, сочинял стихотворение маме на восьмое марта. Даже пел в школьном хоре. Я не был плохим. Тогда за что мне все это? Чем, каким поступком я заслужил такие страдания? Многие из моих знакомых ребят, матершинников, курящих и пьющих, двоечников продолжают жить с мамой. А я – нет. Где справедливость в этом мире? Я много думал. Сложившись калачом на кровати. Глядя из окна. Смотря в потолок. Думал о Боге, о мире, о людях. Это были мои мысли. Наивные? Возможно. Но честные. Искренние. Я был обижен. Мне было больно.