Анна Князева - Правда. Блондинки – это главное в идее красоты

Избрав точку вокруг, я начала петь, исчисляя ветер, чтобы растения тоже могли мне подпевать. Это было моей песней вопиения от моей боли и пела я: «Спасите меня! Спасите меня! Пиздец, бля!» Как я выглядела со стороны? Я узнала это не сразу и продолжала кушать листву с кустарников, не в силах отсюда уйти, а, когда мне скидывали новых кукол, я обкладывала их листочками, чтобы им не было грустно без одежды. Через несколько дней самолёт спустился на этом поле и оттуда снова вышел он. Я в панической истерике начала кричать и трястись в конвульсии от страха, а он просто раздвинул мои ноги, сняв одежду и продолжил моё изнасилование на некротическую координату, чтобы из меня так выедать то, что они считают кармой. Он насиловал меня так уже по несколько раз на дню, целуя до полного безумия и в боли мне это стало быть нужным. Я медленно умирала от этого, даже начав разлагаться, так как всех, кто должен был быть моими детьми утягивали в его отсечении по криминальной координате некротической в труп женщины. Пока он насиловал меня, сквозь безмерное наслаждение от мук убиваемой мёртвой в имитации звезде её живой, меня так и замещало их умершей клеткой, пристращивая к ним. Я хотела уйти, но он продолжал это делать, умирая в панике со мной так. Я осознала, что с ним сделали тоже самое, обманом от женщины к нему искренних чувств, которая его пустила именно в некротическую координату при сексе с ним. Парадоксальный момент его нерешимости делать детей или не делать выплыл в эту нашу нынешнюю безысходность при наслаждении ухода быть здесь жизнью вообще и за что-то ещё или даже кого-то отвечать. С этой криминальной координаты нашего секса в городах продавали энергии за большие деньги, пристращивая остальных к падальщичеству на потенциалах таких как мы: изнасилованных для имитации живыми убогих настоящих. Они всегда грозились убивать сразу и изображали, что сами это могут, но они были не в силах это сделать, так как всё претерпевает разные изменения. Он остановился, достал нож и перерезал себе горло в желании быстрее умереть, но оно оставило так и жить – с перерезанным горлом за все эти изнасилования. Я встала и хотела уже одеться, но не смогла и оставшись голой, подняла нож и продолжила живым его разрезать, крича: «Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь!» Я резала его и резала, будучи не в силах голой на траве остановиться, после чего начала резать выкинутых с самолёта голых женщин. Я наслаждалась тем, что могу сама тоже разрушать людей и всё вокруг меня. Я не заметила как при моих делах пролетело время и сел здесь ещё один самолёт. К кустам, где я сидела после окончания разделок, подошла женщина в белом халате и стала собирать останки: на меня смотрела блондинка моей внешности с улыбкой на лице. Она считала, что она так победила меня и её можно дальше всех так убивать, раз у неё получилось. Из самолёта вместе с ней вышло на рейд сбора мной разделанных несколько врачей и меня затащили с вопиющим криком в этот поганый самолёт. Они начали ставить мне какие-то неизвестные уколы, привязанной к койке в самолёте. Я кричала, не взирая на их угрозы меня усыпить: «Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь!» – мой крик при том не был уже вопиющим от препарата, глушащего сигнал микроорганизма. При этом я не делала больше никаких изменений и просто умирала так, не понимая даже почему. Я не могла думать и зависимость от общения головным мозгом с трупом по тяге убивала меня при химикате. Мне снились в крике кусты с того поля, а женщина, что выглядела как я каждый раз надо мной издевалась за то, что я при рождении дерзнула на неё походить. Что-то начало трясти самолёт, и он начал падать. Я не видела, что это, но была уже рада любой смерти от пережитого ранее, так как всё фактически умираю заживо во имя кого-то кто круче, чем я. Я осознавала, что нельзя делать то, что они делают и паника захватывала меня во смерти, но я не могла при том даже пошевелиться. Самолёт не смогли удержать, и я лишь помню огромное потрясение, там умерев, до сих пор боясь быть здесь опять. Я уничтожила себя относительно всех, призраком вновь вернувшись к кустарникам с которых ела, чтобы, как и видела ранее с опоры от них лететь к небу и попробовать его на вкус. И кричали составы моих убийц во призраки, что вновь кто-то покинул их расу и придётся трупами там ловить меня в рабы. Вновь там, где я рядом с кустарниками и мёртвыми женщинами, орудуют мужчины с какими-то аппаратами, ища видно и меня включительно. Я спряталась в кустарнике, с которого не успела отъесть, но мне очень хотелось тогда и переждала их здесь распивания при поисках. Они делали видно вид, что здесь расследуют преступления в основном для тех, кто здесь блуждал. Мне было настолько страшно, что куст словно был облит моими останками и кровью, но я не вылезала от ужаса, что они меня, как те плоды, втянут в труп и будут издеваться. Предложение в городах женщин на секс по некротической координате, о которой не знали, росло, как и х ломка их болью так наслаждаться, поедая эти несформированные в магнитных связях распады плода. Вывозили на проект Рая врачи и священники с ними знакомые перекодированных обитать голыми в естественной среде по их проекту украшения реальности для оздоровления так населения образцами общего здравия и кричали они, вопия рядом с кустами, где обитаю пока призраком я: «Пиздец, бля! Пиздец, бля! Пиздец, бля!» – держали с трупом их признание животными при том, считая остальных всех с образца сплошным скотом. Я перелетела с толчка от неба, что опять пробовала в облегчении на вкус, к высоким и более взрослым деревьям, характер каждого из коих отличался по-своему, но был для меня сложно постижимым. К кустам уже вдалеке от моего обиталища, как призрака, привозили всё больше таких голых женщин-блондинок, видно, меня так выманивая к ним. Я осознала при том, что лучше поменять действующее дерево и перешла к более лысому, как оно объяснило этими людьми, что продолжали кричать вдалеке: «Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь!» Я, витая вокруг этого дерева и к небу от него постигала это сложное движение и структуру его, наслаждаясь при том и своим опять и вновь развитием. Они играли со мной, научая как танцу моему временному в этой форме движению, чтобы я постепенно перестала бояться людей за то, что там происходит, однако они всегда напоминали не пытаться воскресать в тех, кого сюда продолжают привозить голыми, имитируя мне так Рай, куда я попала. А блондинок голыми сюда продолжали, словно мне показывая, привозить, а те продолжали кричать: «Пиздец, блядь! Пиздец, блядь! Пиздец, блядь!» В один из дней среди кричащих далеко от дерева, где я обитала, блондинок, приехали опять кучи мужчин в белых халатах и с приборами. Я быстро прошмыгнула к другому дереву почти без листьев и оттуда узнавала и него что они делают.