Наташа Филатова - Фуга для Сони

Второй десяток лет жил бобылем Алим: не женился, да и не хотел, настоящей его жизнью были ученики. Одна комната, бывшая отцовская, была переоборудована под библиотеку, там же стоял письменный стол и кожаный диванчик, купленный на блошином рынке несколько лет назад. Гостиная с камином в углу, который так и остался секретным, не достроенным с улицы, но утепленным платаном изнутри, за каменной кладкой, не изменила своего назначения. Использовалась редко – чаще Алим с учениками просиживал в библиотеке, обсуждая интересную тему. Такие дни обычно начинались с новой для мальчишек книги, выловленной из покрытого щербинами стеллажа, специально состаренного отцом. По тому же принципу была состарена и вся мебель в доме, являясь продолжением коллекции, начинающейся пресловутым углом.

Из новой книжицы Алим выуживал основную мысль, кидал «кость» мальчишкам. Начиналась дискуссия, кто-то бежал ставить чайник на плиту, заваривать чай, приносил в кабинет. Алим доставал чепалгаш, вкусную промасленную тонкую лепешку с творогом или картофелем, очень напоминающую русские блины. На кухне всегда было припасено с десяток.

Опять этот умник первым был. Мало ему, что обставил меня на забеге на стометровке. Я тут лучший! Я, а не этот заморыш Артурчик, маменькин сынок. Умничает, все он, видите ли, знает! Я тоже читал Маркса и могу поспорить на эту тему, слова не дает вставить. А Алим? Как будто не замечает, что я совсем замолк. Обидно, правда. Я специально изучал, почему у них этот капитализм начался, есть идеи, как здесь все провернуть. Мысли глобально, действуй локально! Я еще докажу, что я самый крутой, а не эти нытики, которых мамки до сих пор кормят. Я вот, например, давно у отца денег не беру. Сам зарабатываю, но про это пока помолчу. Хлюпики. Да и Алим этот совсем не такой, как вначале казалось, – не то что мой отец. Тот убьет и дальше пойдет. Еще посмотрим. Маркс и Энгельс… Не смешите.

Основными предметами для обсуждения были философия, обществоведение и, конечно, история. Обсуждалось разное – труды Бердяева, Соловьева… Алим тонко выводил своих учеников на споры, подразнивая их мыслями философов на тему единства верований, давал им возможность выговориться, сделать выводы. Заканчивались беседы поздно, Алим провожал разгоряченных учеников до их домов и на обратной дороге счастливо улыбался, мысленно принося благодарность отцу и матери, родившим его на свет именно таким.

Про школьные годы Софии нельзя рассказать ничего интересного. Все время она посвящала чтению. Читалось все подряд: Ремарк, Булгаков, Достоевский, Толстой, Беляев, Пьер Буль – в общем, все, что удавалось найти. Удавалось найти много и удачно в библиотеках, у знакомых, у подруг. В то время было заведено обмениваться книгами. Иногда они не возвращались к владельцу, и София очень переживала, потому что купить их было невероятно трудно из-за дефицита – тотального и повсеместного. Время, оставшееся от школы, чтения и небольших домашних дел, София проводила со своими подругами, их объединяла страсть к книгам. Во всем остальном подруги были совершенными противоположностями.

Илона, в отличие от Софии, была настоящей красавицей. Высокая, стройная, с большим ртом и полными губами, необычно круглыми глазами и немного квадратным носом. Все по отдельности делало Илону похожей на пучеглазого лягушонка, которым она и являлась долгое время, но в тринадцать обернулась красавицей. Неожиданно для всех несочетаемые детали ее лица сложились в красивое и довольное необычное личико. Асимметричную внешность дополняли длинные, очень густые каштановые волосы и пушистая челка. Фигура удалась тоже: высокий рост, стройные ноги и первые намеки на большую грудь – все вместе заставляло мужчин, начиная с сопливых первоклассников, заканчивая совсем взрослыми, заглядываться на нее. Илонина мама занимала высокий пост в городе, и недостатка в деньгах в семье не ощущалось. У любимой дочки были все возможные доступные наряды того времени. Тихий и незаметный отец Илоны в воспитании дочери участия не принимал, тихонько проживал свою жизнь в дальней комнате, почитывая газетку и выполняя по дому хозяйские дела: почистить канализацию, выкопать картошку, сходить в магазин. Был он человеком незначительным и казался всем недостатком. Теоретически он существовал в жизни Илоны, но вмешиваться в события ее жизни панически боялся в силу природных скромности и пугливости, частенько переходящих в нервозность. Иван, застенчивый и неамбициозный, на фоне искрящейся Лидии давно и незаметно потерялся для себя и других еще до рождения Илоны. Сократили с шахты, где он работал мастером смены, и он тихонечко зажил как таракан за печкой, обожая и любя своих девочек. Заслуженно понимая, что ничего, кроме объятий и пары добрых слов, дать им не может, отказывал себе и в этом, ругая и проклиная за собственную застенчивость. Илона давно привыкла к этому и, можно сказать, вообще не чувствовала недостатка отцовской любви. Он существовал в ее жизни номинально, обеспечивая необходимый гигиенический уровень отцовского присутствия. Зато Лидия любила свою дочь неистово, крепкой, безусловной материнской любовью, старательно компенсируя незаметное присутствие отца. Не последнее место в этой уютной половине финского дома занимали уважение, такт, взаимопомощь и красота. Красота была необыкновенная, скрытая от окружающих, доступная к просмотру только избранным, пускаемым в этот необыкновенный мирок.