Фил Ахмад - ЧОПнутые

В отделе кадров заполнил необходимые анкеты и документы, включая недатированное и собственноручно подписанное заявление о своем увольнении. После соблюдения всех формальностей я был зачислен в штат предприятия в качестве охранника и направлен на объект со свободной вакансией. Мой охранный дебют состоялся в так называемом Доме Героев, бывшем доме отдыха совдеповских партайгеноссе. Дом этот, выстроенный в стиле «модерн» в советское время из популярного в то время стекла и бетона, располагался в парковой зоне одного из близлежащих престижных пригородов. Довольно приятное местечко, надо заметить: густая зелень, яблони, вишневые деревья, чистый воздух и тишина. Настоящий рай для пенсионера. Сейчас престижная здравница представляла собой обычный дом престарелых. Внешне это была неуклюжая, постаревшая от времени, серая невзрачная громадина с облезлыми стенами и грязными окнами. На лоджиях было густо развешано и беспорядочно развевалось на ветру убогое стираное бельишко, напоминающее бывшие в длительном употреблении половые тряпки. Судя по затасканности и рваным дырам, исподнее, вероятно, было таким же древним, как и его владельцы. Ну да ладно, богадельня и ее заслуженные обитатели тоже нуждаются в охране и защите от происков всяких там бенладенов и прочей террористической нечисти. Итак, после недолгих мытарств я – ОХРАННИК, ну, или сотрудник охраны. На мой взгляд, последнее название выглядит благопристойней и на слух более благозвучно, чем первое, кисло отдающее легкой степенью имбецильности. Нацепив на приличный фирменный зеленый пуловер не совсем приличный пластиковый бейдж с аббревиатурой охранной фирмы и с имперсональным «охранник», я решительно и без оглядки на общественное мнение вступил на путь обеспечения безопасности и правопорядка во вверенной мне на двое суток государственной богадельне. В общем, наступил на горло возмущенному моим выбором самолюбию. Жестоко, но переживу. Не стану описывать в деталях мои обязанности, а точнее набор условных рефлексов, которые необходимо активировать в себе при воздействии соответствующего раздражителя. В любой охранной инструкции вся эта дебильная мура подробно изложена каким-нибудь отставным майором, еще не успевшим спиться от неприкаянности. Или прапором с незаконченным средним образованием. Или проштрафившимся ментом, уволенным из органов и пока еще неустроенным на более доходную должностишку. Кроме скуки и тошнотворной военно-ментовской тоски эти стандартные наборы тупых канцеляризмов ничего не вызывают. Лучше перейду в галерею действующих лиц и непосредственных участников этого грандиозного дебильного шоу. Узаконенная фантасмагория охраны подобно гигантскому спруту, тотально облепила алчными щупальцами всю Россию и весьма хитроумно высасывает денежки из бездонных государственных карманов. Наши с вами денежки, уважаемый читатель. Общественные средства, которые с изощренной наглостью были умело перераспределены в перестроечную годину в пользу нынешней, так называемой «элиты». А по сути – алчного и беспринципного бандитско-чиновничьего быдла.

Часть 1.

ВОРЧУН.

Патологический брюзга. На вид – осанистый усатый добродушный толстяк с выпирающим из-под форменной рубашки и свисающим через брючный ремень отъевшимся брюшком. По охранно-возрастным меркам он еще почти молодой, ждет своего пенсионного часа. Общаясь, улыбается виноватой старческой улыбкой, придающей лицу по-детски беззащитное и по-взрослому глуповатое выражение. Обреченно ностальгирует по былому, такому родному монтажно-строительному прошлому. Обида жжёт нестерпимо – болезненное брюзжание специалиста по фигурной кладке кирпичей, подвергнутого профессиональному остракизму по причине естественной старости. Безбожно клянет своих бетонно-кирпичных учеников из азиатских республик за то, что совсем позабыли его, своего наставника. А ведь он силы свои строительно-кладочные положил на алтарь ученичества новой, постперестроечной миграционной волны гастарбайтеров. Служит Ворчун обстоятельно, неторопливо. Охранную вахту несет с явной пользой для себя. Немногие из его коллег-службистов способны столь пристально направить свое внимание и так сконцентрироваться, чтобы 40 часов кряду высидеть в мягком кресле, с тупой покорностью уставившись в экран зомбоящика. Просматривает абсолютно все программы подряд, отрываясь от познавательного процесса лишь для того, чтобы выкурить сигарету, две, три, четыре, пять. Курит одну за другой, на круг выходит – пачки три в сутки. От чрезмерного и постоянного вдыхания никотинового дыма, слегка разбавленного кислородом, его лицо приобрело землистый, зеленовато-мертвенный оттенок пересохших табачных листьев. Одним словом, переживает Ворчун от самого никотинового сердца за все, что зрит в прямоугольнике корейского телеприемника. Вседушно болеет за героев и антигероев, за грешников и праведников, за бомжей и президентов, за бандитов и ментов, за зверей, птиц, за протухшую кильку в томате, за лукоморья без дубов зеленых, за реки с нефтяными берегами, а также за всех ныне живущих и в бозе почивших. А вот жена ушла. Один сычует. Коротает свои допенсионные годочки в охранниках богадельни – все при хорошем, да и нужном обществу, деле. А что? Жрёт, подлец, как в санатории, четыре раза в день.Буханку хлеба халявную домой притащит – все в радость – покупать ничего не нужно, деньги зря тратить. А вокруг ходют-бродют старые, дряхлые бесполые существа. Словно тени смертные, туды-сюды шастают. Хоть и древности с клюками, но все же души-то живые. И обращаются к нему, важному охраннику, за нехитрой помощью. Ну, лампочку там ввернуть, раковину или унитаз починить, гвоздик в стеночку вбить – фотку внучка повесить. А то и бесплатную пенсионерскую газетку персонально отложить – по блату, так сказать. А он, преисполненный важности, горделивый, весь в черном охранном облачении с нашивками и шевронами, сидит как старый ворон на заборе и клювом грозно водит – бдит. А когда нужно, машет крыльями и каркает прокуренным горлом. Ведь он – единственный представитель петушиной власти в этом омертвевшем курятнике. И название у него законное и громозвучное – ОХРАННИК. Скулит, ноет, брюзжит, жалуется всему люду охранному, что порой вне основного графика неожиданно призывают послужить на другом объекте, оставшемся без пригляда по причине невыхода на работу очередного запойного хроника или взбалмошной сторожевой матроны. Но внутри… в самых днищах сторожевой души звенит безудержное ликование и распирает всеобъемлющая гордость от переполняющего чувства собственной супернужности и мегасоциальной значимости. Обыкновенный пузан. Персонаж для массовки.

Читать дальше