– Но и стеклотара рано или поздно вновь наполняется содержимым… – мне очень хотелось обнадежить мальчика. Но он, к своему сожалению, слишком пессимистично воспринимал ситуацию:
– Я – битая стеклотара: сколько меня ни наполняй, всё равно останусь пустой. Я уже свыкся с этой мыслью…
Мы впали в молчание. Я просто не могла банальным прощанием резко оборвать что-то такое нежное и такое атласное, исходившее от мальчика. В один момент я почувствовала невидимую линию, на которой было записано откровение детской души. Вырвавшись из глубин его сердца на долгожданную свободу, эта незримая лента заплелась вокруг нас двоих, связала по рукам и ногам…
Это была линия ЭКГ… Закрыв глаза, я чувствовала ладонями бугристость этой непрерывной полосы, по которой можно было прочесть то, что давно хотело рассказать детское сердце моего путеводителя. В тот момент откровение, будучи доселе упакованным в тесном пространстве, распушилось, наконец, словно серпантин. Оно волновалось, то вздымаясь, то резко опускаясь, вырисовывая линию, языком которой говорило сердце.
Невидимая электрокардиограмма, освободив из своего заточения наши тела, закружила вокруг нас, медленно поднимаясь в небо, устремляясь в одну точку, вырисовывая конус. Я и Костя, находившиеся в его основании, почти одновременно устремили наши взгляды ввысь, к вершине этой фигуры, накрывшей нас сверху, словно прозрачный колпак. Мы, щуря наши глаза, будто видели эту тоненькую невидимую для человеческих очей полосочку… Проходившим мимо могло бы показаться, что мы просто смотрим в небо… но целенаправленно, в одну и ту же точку, зависшую над нами в 3–4 метрах.
Сначала линия ЭКГ выражала фибрилляцию – беспорядочное и хаотичное сокращение сердца. Но постепенно оно успокаивалось и, отдышавшись на свободе, заговорило медленным размеренным тоном, преобразуясь в Костин голос:
– Мне было всегда интересно, какие сердца у других людей… Со временем начал их различать… Представьте: я вижу сердце каждого человека. До недавнего времени… совсем недавнего… мне не приходилось завидовать кому-нибудь из числа «здоровых» людей… Ведь не у всех из них оно работает полноценно.
– А ты видишь меня?.. То есть моё сердце? – неожиданно для меня спросил у Кости мой четырёхкамерный орган.
– Конечно, его невозможно не увидеть. Ваше сердце функционирует полноценно, – мальчик задумался и тихим тоном произнёс: – Поэтому я сразу вызвался помочь вам… Как бы мне хотелось иметь такое же, как у вас… Почему Бог не дал мне такое? – Костя прищурился, потом внезапно широко раскрыл глаза, словно ощутил нечто неожиданно приятное. Это ощущение пришло к нему как озарение. – Каждый день в 17:17 ко мне прилетают мои друзья. Они невидимые, но очень, очень добрые… Именно в это время я начинаю чувствовать их вокруг себя. Они прилетают ко мне прямо на эту скамейку, – Костя медленно присел на старую скамью, что была у ворот детдома. Я невольно взглянула на дисплей мобильного телефона – электронное табло отобразило время 17:17. Меня покачнуло. Костя же продолжил:
– Именно это время я чувствую безошибочно, мне не нужны часы, чтобы понять, что сейчас 17:17. В это самое время друзья стучат в моё дряхлеющее сердце… Вчера они предупреждали меня, что сегодня придут в человеческом обличии… Я ещё им не поверил тогда… Каждый день, когда ещё яркое Солнце склоняется к западу, сижу на этой вот скамейке и прошу их о здоровом сердце. Это ведь такой дар! Потом мы прогуливаемся вглубь нашего двора и сидим там на лавочке, что под самым большим кленовым деревом. Они улетают в 17:34… побыв со мной 17 минут… И так каждый день, – Костя ярко жестикулировал своими коротенькими ручками. Каждый раз при особо эмоциональном потоке слов он вздымал свои крохотные максимально растопыренные пальцы вверх.
Мне очень захотелось помочь… Но чем? В бумажнике были кое-какие деньги. Я бы отдала ему все, оставив себе лишь на обратный путь. Мне было, правда, не жалко: руки даже потянулись в карманы. Но взгляд подростка меня остановил… в нём было нечто такое, что меня останавливало. Костя смотрел сквозь мою одежду и с каким-то довольством разглядывал меня настоящую, спрятанную между позвоночником и грудиной. В отражении его карего взгляда виднелась вся правда обо мне. Стало очевидным, что мальчик всё знает. Взглядом он просил меня о чём-то важном. Вдруг в воздухе послышался хруст – так прозвучал момент нашего с ним «до свидания». Мы одинаково поняли сигнал. Костя, улыбаясь, повернулся в сторону детского дома и начал удаляться от меня. Я смотрела вслед и про себя горячо благодарила его…
Читать дальше