Григорий Аркатов - Фантастиш блястиш

– Мужем?

Было много вопросов, но Алексей не мог ответить ни на один из них. Он и сам себя спрашивал в этот момент:

«Почему?»

Ответов не было. А излагать чушь про интуицию и предчувствие было негоже солидному человеку.

– Шум какой-то услышал.

– Шум?

Начав единожды, нужно было продолжать сочинять белиберду.

– Звал меня кто-то…

– Звал? Из-за двери?

Понятное дело, кучерявая девушка не собиралась верить словам того, кого прежде успела хорошенько прощупать. В момент физического контакта она узнала всю подноготную своего гостя. Его ужимки и мимикрия уже не имели эффекта. Он мог даже не стараться.

– Ты врешь, – сказала Катя прямо и сухо.

– Нет-нет. Точно кто-то звал. Тебе нужно срочно открыть эту дверь. А то возможно там кто умирает и ему нужна срочная медицинская помощь. Нельзя же так стоять…

Фразы одна за другой вырывались изо рта Алексея Казанского. Красноречия было много, но в глаза он не смотрел. Он искал повод не смотреть в глаза, эйфорически кривлялся и дергал за дверную ручку.

– Давай же!.. Чего ты ждёшь?

– Я…

Девушка хотела что-то сказать. Ее посеревшее лицо выражало твёрдое намерение определить, зачем ее гость ломится в подсобку, почему он позволяет себе такое поведение и как она позволила такому случиться.

– Давай же, – пряча от девушки самого себя, Алексей игнорировал тяжесть ее состояния.

И ей в который раз стало ясно, что желания не всегда достаточно.

«Все плохо», – медленно понимала она.

За ее спиной лежал мертвый муж, а человек, которого она пыталась спасти от самого себя, стремился остаться чужим человеком.

– Я…

Девушка не смогла договорить.

Она не имела более сил терпеть это безумие.

Она медленно сползла по дверному косяку, уронив голову себе на грудь. Так закончились ее попытки разобраться в ситуации.

Алексей обнаружил возродившееся беспамятство своей подруги не сразу. Его игра в театре одного актера продолжалась ещё минуты три. И лишь когда стало ясно, что зритель не реагирует, он обернулся.

– Катя?

Катя не ответила.

«Проблема самоустранилась», – это было облегчение.

Потом конечно было некоторое беспокойство, сомнение в правильности поведения, стремление соответствовать нормам внешней порядочности, но первая реакция все равно была самой настоящей правдой. Да и все мешающие жизни чувства быстро исчезли, едва стало ясно, что женская грудная клетка движется. Дыхание было. Поверхностное, но способное поддерживать жизнь.

Впрочем, от облегчения толку было мало. Дверь все ещё была заперта. Любопытство все ещё голодало.

– Ключ-то где? – вопрос не давал поблажек.

Однако женщина, лежащая на полу, вновь не имела возможности отвечать. Она снова не реагировала на вопросы.

– Фигня! – снова подытожил Алексей.

Он имел большое желание снова взяться за пинки. Только вот до женщины нельзя было дотянуться. Нужно было двигаться, слезать с коробок, делать лишние телодвижения. А злость-то хотела прорваться прямо здесь и сейчас. И ее нельзя было остановить. Плюс Алексей не хотел ее останавливать. Заместо этого он подбодрил ее, он пошёл у неё на поводу, он со всей силы пнул то, что попалось первым. А попалась дверь.

– Хрясь!

Было удивление. Был испуг. Алексей ждал чего-то другого: восторгов, аплодисментов, лайков… Но был лишь хруст разрушения. Именно это и напугало. Ведь Алексей не собирался ничего ломать. Он не собирался нарушать идеальность.

«Ой-ой-ой…».

В некоторой мере идеальности повезло. Дверь не слетела с петель, хоть и серьёзно пострадала.

Взгляд журналиста скользнул в сторону ответственного лица.

«Все-таки чужая собственность…».

Но ответственное лицо не очнулось. И никто другой не появился, чтобы наказать Алексея Казанского за творимое им безобразие.

Алексей начал внимательно изучать трещины на древесине. Было тихо. Ощущение безнаказанности росло и постепенно пожирало лёгкий испуг первого впечатления от содеянного. Причиненный двери урон был непоправим. Но зато ключ теперь уже был не нужен.

Последовал новый удар ногой. Вкладывать в него особые усилия уже не было необходимости. И при малой мощи удара таинственная дверь рассыпалась на части как сухая печенка. Фрагменты былого частично рухнули вниз, частично повисли на петлицах. Впереди всего этого было темно и ни черта видно.

«Не этого я ожидал», – подумал журналист, изучая результаты трудов.

Но изучать было нечего. Только очередной бардак и очередная неясность.