Александр Иванов - Рок-н-ролл инженера Иванова

В течение 1980—1982 я успел влюбиться, так, без особенного развития ситуации и расстаться, весело провести время с Балихиным в доме отдыха в Зеленогорске, а с Лёхой на Нахимовской турбазе, дважды по месяцу поработать в трамвайном парке монтажником пути 3 разряда, съездить в спортлагерь ЛЭТИ в качестве (обратите внимание!) борца самбо в тяжёлом весе. К слову, ещё я был изгнан из секции скалолазания, где собирался скоротать два года обязательной физ. подготовки, после того, как на каких-то выездных развлечениях под Приозерском не свалился с трёхметровой высоты и чуть не улетел дальше уже с тридцатиметровой. Тренер, помню, сказал тогда, что уж лучше он будет ставить мне зачеты просто так, чем сядет в тюрьму.

Летом 1981 с упомянутым Балихиным и еще с одним парнем Пашей Агаповым, остающимся и поныне моим добрым приятелем, мы съездили в Крым, под Севастополь. Там тоже было немало интересного: от блох в сарае, куда нас угораздило было поселиться за рубль с носа, до криминальных похождений на рынке в Ялте, где мы нагло тырили у торговцев всякие дары их огородов, и даже умудрились стащить арбуз.

В свете последних событий как-то навеяло: вспомнились девицы с запада Украины из Ужгорода, вроде, какие-то олимпийские чемпионки спортсменки на сборах, жившие там на турбазе в отдельном домике. Этих барышень наш Серёжа изящно уболтал на совместный у них в гостях товарищеский ужин с продолжением.

Ну, что я вам скажу… Напиток «Кальвадос украинский» – редкая дрянь, а физкультурницы – да, хорошие такие, крепкие селянки, единственное, с запредельными понтами и антироссийскими (тогда, наверное, антисоветскими) настроениями. Имеется в виду, что наиболее ярко девушкам удавались шутки про москалей и труны. Мы особо не спорили, при всех прочих талантах и умениях наших красавиц некоторый мусор в их головах казался допустимым. Кроме того, мы ж интернационалисты, ясен пень, в любых сферах и обстоятельствах! Как-то так. А из запомнившегося и особенного – очень вкусные их домашние закарпатские, видимо, колбаски. Вот они то, пожалуй, и остались самым ярким впечатлением от общения с гражданками нашей братской на тот момент республики.

Ну, а, собственно, учебный процесс шел себе своим чередом и давался мне не скажу, чтобы очень трудно. Я сдавал свои экзамены-зачеты и продолжал без особого энтузиазма осуществлять функции старосты группы: покрывал прогульщиков и пытался добиваться стипендий для слабо успевающих. А еще у меня в это время появилась важная цель, мечта и путеводный смысл.

Дело в том, что после 4 курса все студенты должны были пройти практику, и поскольку специальность наша называлась «Электрооборудование судов», варианты были соответствующие. Или на судостроительный завод, куда могли попасть все желающие, и была гарантирована тоска зеленая без денег и впечатлений, или почему-то в Енисейское речное пароходство, где было повеселей, и если повезёт очень даже неплохо. Балихин, например, сумел туда как-то просочиться и четыре месяца занимал должность начальника бассейна на большом пассажирском теплоходе. Ну, а самым сладким вариантом являлось легендарное Балтийское морское пароходство. Именно последнее стало предметом моего жгучего стремления, и олицетворяло заграницу, джинсы, жвачку и рок-н-ролл. Попасть сюда было практически нереально, брали не больше десяти человек из сотни с лишним претендентов. Вначале резонно отсеивались троечники, затем КГБ фильтровал по анкете, и потом уже начинались всякие комиссии и собеседования. С успеваемостью у меня было всё более-менее, а вот по поводу анкеты я был совсем не спокоен, папа-то офицер с какой-то запредельной секретностью, да и у мамы вторая форма. Отец проконсультировался со своим особистом (а служил он тогда, между прочим, уже в НИИ №1 ВМФ СССР, для тех, кто понимает), и тот сказал, что шансов у меня мало, но попробовать можно, попытка, мол, не пытка.

В числе других примерно пятидесяти желающих вдохнуть чуждой тлетворной атмосферы я подал документы и принялся ждать. И таки через полгода дождался положительного ответа: цени, парень, Родина доверяет тебе и твоей семье! Дальше начались долгие мытарства и беседы о международном положении в комитетах ВЛКСМ И КПСС: факультетских, институтских и, самых главных, районных. Везде меня признали достойным, и в мае 1982 я в числе немногих счастливчиков получил направление в пароходство, где ещё прошел медкомиссию с различными унижающими человеческое и мужское достоинство исследованиями, и, наконец, оказался в отделе кадров этой теперь уже ушедшей в историю организации.