Владимир of Владимир - Русь святая – 2

– А скажите мне Татьяна, когда вы в последний раз видели дочь хозяйки дома, Зинаиду Ивановну?

– Когда? – Руки Татьяны вновь стали теребить, только теперь передник.

– Да, когда? – Спросил Владимирский, сам же подумал, – что-то она темнит, коли так нервничает.

– Тык когда, аж в прошлом году на Покрова Святой Богородицы. Она недели три гостила у матери, апосля уж съехала.

– Значит это в конце октября было? – Задумчиво, как будто ему не интересно, спросил наш жандарм.

– Где-то так.

– А куда она направилась?

– Дык кто ж их знает, господ, чай нам-то ни докладают. Небось к жениху поехали. – Руки Татьяны по прежнему не знали покоя.

– Десять лет и все к жениху? – Строя удивление, спросил Владимирский.

– Ну, уж этого нам не известно. Они, девушка свободных нравов были.

– То есть вы хотите сказать, что у Зинаиды Ивановны помимо её вечного жениха Бжезинского, ещё кто-то был?

– Не знаю я барин. – Взгляд ключницы заметно потемнел.

– А скажите Татьяна, при вас приезжал ещё кто-нибудь к Зинаиде Ивановне из знакомых, за последний год, или на кануне её отъезда?

– Не было никого, кроме пана Бжезинского, да и тот, как у Зинаиды Ивановны деньги кончились, больше к нам ни ногой.

– Так значит она с ним разорвала свои отношения?

– Как разорвала? – Ключница вновь лишила покоя свой фартук, затем спрятала под ним свои руки: – Простите барин, мне это не известно.

– Ну а когда она отправлялась в последний раз, в чем она одета была?

– В чем? В юбке вздёрнутой на шнурке…

– Какого цвета?

– Синей. И пальто чёрное.

– Она утопленница, – подумал Владимирский и далее уже произнося в слух: – Как чувствует себя хозяйка Наталия Фоминична?

– Её лучше не тревожить, у них нервы.

– Да ты что? И сколько она приняла рюмок успокоительного?

– Почитай бутылку настойки на апельсиновой корочке.

– Послушайте Татьяна, я вас просил как-то это регулировать с алкоголем. – Татьяна молчала, Владимирский поднялся с кресла и направился к спальням бывших хозяек дома: – Так значит эта комната Зинаиды Ивановны?

– Господин Владимирский! Вам туда нельзя! – Услышал наш герой за спиной встревоженный голос Татьяны и распахивая дверь в спальню покойницы, машинально спросил:

– Почему же? – Внутри него зазвонил тревожный звонок. Движение воздуха за его спиной в этот солнечный день, морозом царапнул его позвоночник и он резко обернулся. На него чуть ни налетела ключница, с каким-то полу умным взглядом, пытающееся заглянуть сквозь него в спальню.

Владимирский оглядел пустую, просторную комнату. Комод красного дерева, на окнах драповые гардины плотно задвинуты, из-за чего в спальне был полумрак. На стене большой персидский ковёр, к нему прижимается кровать красного дерева, с такой же тумбочкой, на которой стоит резная шкатулка и подсвечник. Старинный платяной шкаф и на стене портрет написанный маслом, с парой фотографий. Вдруг, в комнате стала слышна тишина и в этой необычайной тишине, послышался шлепок, это капля крови разбилась о пол, за ней другая, третья. Наш жандарм посмотрел на ключницу, которая остолбенела, судорожно сжимая в своей руке бронзовый нож, для резки бумаги, вовсе не замечающей, что порезалась. На фотографиях, вставленных в рамку, красовалась наша ключница, практически в обнажённом виде:

– Осторожно. – Произнёс наш герой, доставая носовой платок из кармана: – Пальчики порежешь. – И он протянул платок Татьяне. И намекая на фото добавил: – Смелости как я вижу, вам не занимать.

– Хотите сказать вам не нравиться!? – Как-то уж неестественно, вызывающе произнесла фотомодель, деревенского подиума.

– Ни скажу – Владимирский приблизился к фотографиям и стал как бы в слух рассуждать: – Одна из них запечатлела Татьяну абсолютно нагую, со стороны спины, сидящую лицом к спинке стула. Другая на этом же стуле лицом в кадр, с широко расставленными коленями, где все бесстыдство прикрывает передник, теперь надетый по верх платья, на нашей ключнице. – И уже мысленно, – пожалуй фотографиям позавидовал бы плейбой, работа художника. А что, пожалуй портрет маслом и снимки делал один и тот же ценитель, женской красоты. – Наш герой внимательно рассматривающий творчество Эроса, наконец произнёс в слух: – Чувствуется рука мастера эротического стиля. Это у нас кто ж такой будет?

– Знакомец барышни Зинаиды Ивановны, мисьё Стас, настоящий художник.

– Знакомец Барышни?

– Истинно так.

– Так значит в этой комнате теперь вы живете? – Спросил наш жандарм, делая вид что утратил интерес к искусству эроса.