Владимир of Владимир - Русь святая – 2

– К чему мне учёба? Батяня состариться, я вместо него капитаном буду.

– Ну как знаешь. А все же погости, тебе у нас всегда рады. Да и хозяйство у тебя здесь. – Хозяйством Владимирский назвал голубятню. Была голубятня у Георгия в Новгороде, да она сгорела таинственным образом, вот он себе на крыше школы и отстроил новую, возвышающуюся как башня.

По мимо нашего героя, в усадьбе жила вдова Волина. Она была директрисой сельской школы, Владимирский самолично выбил ей эту должность. У неё подчинении были две учительницы, от неё же получившие своё образование. Двадцати двух летняя Мария Фёдоровна, и Девятнадцати летняя Екатерина Ивановна, сестра Акима. Пятнадцати летняя дочка вдовы Волиной, училась в Смольном институте, а одиннадцатилетний сынок в Нижегородском кадетском корпусе. Вдова, Анастасия Николаевна Волина, уже почти шесть лет жила в усадьбе Владимирского и эти годы пошли ей на пользу, она буквально похорошела, даже помолодела в свои тридцать пять лет. Первой причиной её преображения была Глафира, сумевшая довести нашу вдову из состояния болезненно истощения, в пышно-цветущее. Второй причиной её моложавости, был полицмейстер Охлабыстин, который познакомился с нашей вдовой на свадьбе Владимирского и теперь хоть и безнадёжно, но регулярно посещал нашу усадьбу.

За стол у Владимирских рассаживались по времени, не дожидаясь опоздавших. На против Анастасии Николаевны сидел отец Арест видимо специально забежал на завтрак, что бы вразумить нашу не утешную вдову:

– Как же матушка, голубушка, эк я вас понимаю, хранить брак и память по убиенному супругу, но что же делать, любезная Анастасия Николаевна?

– Не искушайте батюшка. Иван Макарович человек весьма достойный, но как же память и главное дети, как после этого мне им в глаза смотреть? – Волина приложила платочек к увлажнившимся глазам.

– У детей своих забот полон рот. Я ведь по началу, ой как радовался, что вы Анастасия Николаевна так непреклонны, а потом рассудил, страдает ведь ваш ухажёр Иван Макарович и очень уж они несчастны, из-за вашей не преклонности. Вот и выходит, коли вам мил этот человек, так и смиритесь. Отсюда и происходит, что счастье другого человека важнее нежели подвиг вдовствующий жены.

– Батюшка, да на мне же школа.

– Опять двадцать пять! – Тут отец Арест заметил нашего героя: – Вот ведь дела Твои чудны Господи. Владимир Владимирович вы хоть повлияйте на Анастасию Николаевну.

– Отец Арест. – Как бы с упрёком возразила Волина, смущённо вращая чашечку с кофе по блюдцу.

– Как же здесь повлияешь, раз Анастасии Николаевне неприятен Иван Макарович. – Нарочно, произнеся не правду, начал своё влияние Владимирский.

– Очень даже… – Тут вдова осеклась, её глаза повлажнели, и она замолчала.

– А коли так, так и соглашайтесь матушка. И то сказать, довольно погоревали вы по своему убиенному мужу. А ему теперь уж кроме доброй памяти и панихиды, ничего не надобно.

– Может вы Анастасия Николаевна в монастырь уйти задумали? – Опять провоцировал вдову Владимирский.

– Месье Владимирский, у меня дети в малых летах! – Возмутилась Волина, как бы говоря, – мне их поднимать нужно.

– Отец Арест прав, сделать человека счастливым более важно, нежели вдовья участь.

– Появилась Глафира с подносом, на котором стоял самовар и свежевыпеченные булочки с повидлом. К Георгию Глаша не подошла, представив участь кормления своего молодого воздыхателя, своей помощнице, на самом деле куда более опытной кухарке, тридцати летней крестьянской жёнке Татьяне, лучшей стряпухи в округе. Георгий от такого поведения своей возлюбленной, видимой обиды не проявлял, быстро позавтракав удалился, но вскоре вернулся.

– Тем временем за место Волиной и батюшки, компанию за столом, хозяину дома составляли Аким с инженером. Вернувшиеся с рыбалки гости изрядно проголодались и теперь с аппетитом наворачивали вчерашние холодные котлеты с хлебом, запивая их горячим чаем. По мимо чая рыбаки согревались ещё горячительным напитком, о чем свидетельствовал штоф водки и пару рюмок стоящих на столе. Инженер поблёскивая стёклами очков, густо намазывая хлеб маслом, с завидной настырностью гнул свою линию:

– Нет уж, вы господин Владимирский позвольте, условия быта на цементном заводе просто не человеческие. В двадцати метровых комнатушках ютятся семьи, порой по десять человек. А за работу получают, едва концы с концами могут свести и это за десяти часовой рабочий день! – Инженер начинал распыляться: – Люди не животные, хотя и у животных бывает свой предел!