Были смерти, но и была полувоенная санитарная система. И она быстро справлялась. Слово «самоизоляция» еще не было изобретено, под «изоляцией» в советских шпионских фильмах понималась ликвидация врага. Вот так.
Когда начался сентябрь 70-го, наш санитар Таня Харина, избранная классом единогласно, раскидав по спине косички и выдвинув вперед левое плечо с повязкой («Красный крест» на белом фоне), чтобы ее полномочия не подвергались сомнениям, встала у дверей класса. Принципиальная и несговорчивая, она проверяла чистоту рук. Появились санпросветплакаты на стенах в коридоре, особенно много – у школьного кабинета и у раковин для мытья рук перед столовой.
Как-то раз отец, что-то делая по дому, треснул молотком себе по пальцу. Рявкнул: «Холера тебя задери!». И засмеялся.
Медицина нынешняя совершила радикальный рывок, нам поштучно пересчитывают антитела, появившиеся либо после вакцинации, либо после использования бустера, либо после болезни в явной или скрытой форме. А сколько в нас антител, выработавшихся за годы социализма, неизвестно. И как они передаются тоже. Не могут их выявить, не научились. И прививку сделать не могут. А зря.
«Смотри, что ты сделала!»
Отец как-то выступил по-особенному забавно и ярко. Полузабытые нюансы советской повседневности тут играют важнейшую роль. Движителем выступает конфликт между наивно-простодушной верой и умением использовать систему в своих интересах – чтобы она хотя бы на время от тебя отстала.
Будучи довольно осмотрительным человеком, мой отец, инженер-майор, исхитрился окончить сразу три вечерних университета марксизма-ленинизма (что-то вроде сегодняшнего МВА). Там было три факультета: общий, партийно-хозяйственного актива и пропагандистский. Вот все три он и окончил. Было бы четыре – окончил бы и четыре.
На некоторое время он оказался вне подозрений. Доказал лояльность режиму. Безотказностью и покладистостью уважения у начальства не заслужил, но присмотреться к себе заставил.
Говоря откровенно, он бы и сам мог там преподавать – да кто ж позволит? Обучение его протекало как-то на удивление дистанционно. А вот работы хватало, и приходил домой он уже в ночи, уставший, раздраженный, вымотанный. Какая уж тут учеба.
Лишь дважды в год (сессии) возвращался еще позднее обычного, легкомысленно насвистывая что-то опереточное. Попахивало от него дорогим коньяком. Был расслаблен и умиротворен.
Его сокурсники, видимо, разделяли заявленные подходы. Об этом однозначно свидетельствовали телефонные переговоры перед экзаменами: искался пятизвездочный коньяк непосредственно в Армении, финский сервелат в каким-то военторге где-то неподалеку от Кандалакши, заказывалась пепси-кола в Новороссийске, сыр с тмином в Вильнюсе. Все это каким-то образом доставлялось в заштатный городок в срок и в полном объеме, нарочными либо попутными перевозками. Хотя слова «логистика» тогда еще не знали.
Относился он к немыслимой этой суете легкомысленно, принимая жизнь такой, какой она есть. Никогда не обобщая и не дразня небеса и Политбюро.
Как-то, пощелкав ПТК (переключателем телевизионных каналов), как водится, пассатижами, он набрел на шахматную телепередачу, ткнул пальцем в экран: «О, Мишка Таль! Как-то у него в Риге мы почти новый югославский мебельный гарнитур в окно выбросили. На Старый Новый год». – «Зачем?!!!» – «Традиция такая была, старую мебель – вон…».
Майор, как выяснилось, в юнкерах любил пошалить.
Но вот в вечерний университет уже записалась мать. Пришла ее очередь – туда отправляли по разнарядке. Она была не против.
Многие учителя (мать была завучем и тогда кандидатом в члены КПСС) откровенно не хотели, искали повод отказаться. Потому что на занятиях предсказуемо и невыносимо скучно. И долго ехать – ждать автобуса полчаса, из окраины в центр – сорок минут езды. Полторы часа в один конец. Поздним вечером интервал движения еще увеличивается, расписание ровным счетом ничего не значило. И семьи возражали – при вечной-то учительской загрузке.
Учиться же матери всегда нравилось. Провела аудит в шкафу, вырвав исписанные начальные страницы, насобирала целую стопку общих тетрадок. Закупила в киоске пачку талончиков (водитель их не продавал, было какое-то распоряжение по АТП, чтобы не отвлекать водителя при движении). И уехала.
Директриса и проверяющие всегда требовали от нее конспектов уроков с исключительно точной общественно-политической лексикой. Вероятно, ощущая некоторый методологический провал в словах и смыслах, она нашла выход в творческом освоении политиздатовских брошюр.
Читать дальше