День на третий-четвертый кое-как уговорили солдатика с автоматом, стоящего у вагона, проводить к дежурному по полустанку. Оттуда с большим трудом по радиорелейке вышли на военную связь. И через усилительные пункты и узлы связи пробились к оперативному дежурному по рембазе. Потом очень долго пытались выйти на коммутатор дальней связи военных строителей. Все, как в армии – стройбат дислоцировался в десяти минутах ходьбы от рембазы, да кто ж туда пойдет? Кого упросишь?
Дозвонились. Капитан предложил отправить к поезду его служебный «уазик». Там пообещали. Переговоры завершились.
Их, как арестантов, под конвоем сопроводили обратно в вагон. Ибо гражданские воюют с холерой, а военные объекты сдавать будет Пушкин.
К этому времени сидельцев уже стали выпускать по одному – в поле. Теперь запахи разносились не только изнутри вагона, но еще и снаружи.
Из узилища пленники-таки бежали на «уазике», который, плутая по степи, добирался к ним почти двое суток. Водитель доехал, огляделся, нашел нужный поезд и нужный вагон, стучал по стеклу, прыгал под окном, размахивал руками. Привлек внимание. Дождались ночи, вскрыли самодельным ключом проводника вагонную дверь. Сиганули прямо с откидной площадки на насыпь, тихо прикрыли за собой дверь. Провернули ключ. Соседей-узников вагона офицеры боялись больше – ибо вагон мог разбежаться весь. Но их не хватились.
Поднырнув под вагон, хотя мешало имущество, нажитое непосильным трудом, перебрались через пути и на радостях побежали к уазику. Охрана побег проворонила. Да и не стала бы стрелять в своих.
Ехали чуть ли не сутки, гнали машину так, что радиатор вскипал пару раз.
А у нас в Балашове тем временем тоже внезапно начались изменения. У комендантского пруда (большой пожарный водоем вместе с мелкими серебристыми рыбками-синьгушками, они же уклейка), выставили охрану – курсантов с симоновскими карабинами. Карабины были заряжены, но стрелять полагалось в воздух, – охотно объясняли курсанты.
По Хопру туда-сюда сновал милицейский катер с цветами милицейского «бобика» – канареечный с синим. Отчетливо читалась надпись «милиция». На носу катера стоял ручной пулемет. Видел лично. На корме сидел светлорусый милиционер в белой рубашке с распахнутым воротом и с галстуком, свесившимся вниз на заколке. Фуражка у него была тоже с белым верхом, еле-еле держалась на затылке. Иногда он ее придерживал рукой, чтобы не снесло ветром в воду. Мы таких фуражек раньше не видели. Милиция на транспорте, наверное. Бубнил в громкоговоритель как заведенный, с одной и той же интонацией – по кругу, как заевшая пластинка: «Граждане, оставайтесь на берегу, кутаться запрещено, отойдите от воды. Граждане, оставайтесь на берегу! Купаться запрещено!».
Пятачок с песком – в то время единственный пляж в городе. Собралась большая толпа на берегу, все разглядывали катер – такое событие! Пацаны говорили – пулемет несколько раз стрелял в воздух. Возможно. Утверждали, боевыми. Люди не то чтобы боялась, но отступали неохотно, подчиняясь внезапному насилию, изменившему балашовские практики: летом в течение дня обязательно нужно пару раз окунуться.
Стояла неимоверная вонь возле коллективных уборных: дезинфекционные бригады засыпали все хлоркой. От автовокзала несло метров за сто. Даже из городского парка, в котором расставлены были гипсовые олени и Ленин, тянуло не прохладой, а хлоркой. Ходили невнятные слухи: умерло два человека. Оба заразились в Астрахани. Я ехидничал: отец, не про ваш состав ли там рассказывают? Презирал панические слухи.
Подрос и убедился: советские слухи никогда не были пустой болтовней. Единственный источник хоть какой-нибудь информации. Что-то в них было верно, что-то нет. Холера прошлась по Крыму (Одессу закрыли, на карантин посадили Ялту и Керчь), зацепила юг Украины, собрала дань на Черноморском побережье Кавказа, быстро подчинила себе Астрахань, по Волге поднялась до Волгограда, Саратова, Куйбышева (умирало примерно по десятку человек, но потери слухи исчисляли тысячами).
Слухи о десятках тысяч человек, запертых в поездах, стоящих на запасных путях крупных железнодорожных станций, циркулировали постоянно. Оказалось, не слухи. По тысяче человек умещалось на круизных теплоходах, пришвартованных у причалов, экипажу тоже запрещалось сходить на берег. Были заполнены спортзалы школ, техникумов. Набивались под завязку пансионаты, которые окружали бойцами внутренних войск, – все они оказались «под обсервацией», говорили тогда. Шли слухи, что стреляют на поражение. А еще говорили, что можно получить по суду исправительные работы, «химию», если попытаешься сбежать.
Читать дальше