Лука Люблин - Дом на краю земли

– Ну, вообще, у твоего отца есть проблемы, типо с нервами, реально. Надо ему быть спокойнее, без беспокойств сидеть у себя в дому на чиле напротив теплой печки. Бросать туда дрова, ветки деревьев – прекрасно же!

– Ты так хочешь жить?

– Нет конечно, но вам-то нравится. Да и что-то в этом есть…

Флидерин понимал, что давно пора пустить Труского к себе домой погреться и все равно оттягивал этот неизбежный момент. Труский приехал к нему на автобусе: конечная остановка находилась в десяти минутах ходьбы от дома Флидерина. Казалось остановка это была сделана исключительно для Флидерина, потому что на конечной практически никто никогда не выходил, кроме школьников ищущих разных новых интересных мест и приключений на свою голову. Сколько раз бы не был Труский в этой местности, его всегда привлекала эта отшельническая атмосфера, полное уединение с природой, где от цивилизации осталась только дорога и единственная остановка позади. Бредя по этому бесконечному белому потоку снега, где осколками блестели частички снежных бриллиантов, он вдыхал в себя всю морозную, леденящую тишину, так его привлекающую, что он не смел сам издавать лишних мешающих звуков. Идя по этому пути даже его единственная зависимость в виде телефона не отвлекала – вплоть до дома Флидерина он ни разу не доставал смартфон из кармана. Никакие уведомления не могли ему заменить того невероятного опыта, забытого многими людьми. Правда уже дома у друга он сразу же упирался глазами в экран телефона, но и те несколько минут уединения с природой играли свою роль.

Как только Флидерин пустил друга внутрь, первое что Труский увидел перед собой были усталые, при этом горящие глаза отца, которому потребовалось некоторое время чтобы узнать товарища сына.

– А, привет, дорогой! – он крепко пожал ему руку, медленно отходя от замешательства.

– Здравствуйте! —поприветствовал его Труский с характерно вечной улыбкой.

Отец Флидерина высоко ценил его жизнерадостность и искренне ею восхищался, однако любил и добавлять, что зачастую эта вечная улыбка не вызывала в нем добрых, теплых эмоций. Он воспринимал это как за очевидное и понятное лицемерие, наружную маску, за которой может и не скрывался ужасный парень, но человек старающийся сразу расположить к себе любого ради собственных целей. Сейчас они сидели в гостиной: Труский с Флидерином на коричневом диване, с деревянными, лакированными подлокотниками, чуть шатающимися при прикосновении, отец же по правую сторону от сына отдыхал в кресле, выполненном в том же стиле, что и диван. Как присуще взрослым, единственным мужчинам в доме, он сидел с широко раздвинутыми ногами, руки аккуратно, спокойно лежали на подлокотниках и он всем своим видом давал понять, кто является главой этого скоромного жилища. Труский давно привык к такой мужицкой атмосфере в их лачуге, поэтому чувствовал себя вполне комфортно и свободно, чего, судя по грозному взгляду, не хотелось отцу Флидерина. Труский чувствовал эту напряжённость, нагнетающие тяжелые вздохи хозяина и не преминул быстро заполнить чем-то эту тишину, так как сам Флидерин не собирался ничего с этим делать:

– Дядя Гена, а как вообще у вас дела? Научились уже играть в „дурака“? – подшутил Труский, будучи игроком в карты с минимальным знанием всех возможных хитростей в игре.

– Ну, конечно, а как еще! Ты ж тут у нас вечный победитель. – ответил отец с иронией, чему был несказанно рад Труский и весь аж засветился.

Зерно беседы было заронено, правда темы были отделены друг от друга определенными блоками, в течениях которых никто ничего не говорил: пока речь зашла о картах, затем об учебе, о будущем и закончилась эта тягомотина только после слов отца, извещающих об его желании пойти уже спать. Как только он еле поднялся с кресла, Флидерин не дал уйти отцу и задал вопрос:

– Это… А зачем я вообще пошел в этот ангар? Ты обещал объяснишь потом.

Флидерин только после этих слов подумал, что, возможно, ему не хотелось об этом говорить при посторонних и в этом он, отчасти, убедился по первоначальной секундной реакции отца, представляющей из себя удивление, а затем нервное разочарование – правда ему это не помешало и он все равно поведал правду своему сыну, несмотря на Труского:

– На самом деле, ничего занимательного. Мне приснился страшный сон, где мы с тобой идем в метели по вязкому, липкому снегу и добираемся до хлева. Там мы собирались отсидеть всю ночь, слышали сильный, морозный ветер проникающие во все возможные щели. И, потом, я посмотрел наверх и увидел в той дыре два сверкающих глаза, которые исчезли в тот же миг и тогда я проснулся весь в поту… В общем, не очень приятный сон был. Конечно, вряд ли ты бы встретил что-то подобное, но это могло быть знаком, поэтому я решил перестраховаться на всякий случай.