Булат Арсал - Пёстрая жизнь (рассказы)

– А позади Москва, – глубоко вдохнув, торжественно пробасил Коля-Коля, и это произвело на Ильдара ударное впечатление…

Ближе к вечеру окоп был углублён на полметра, а по двум широким его сторонам старики плотно застилали траву под удобную лёжку в широких «лисьих норах».

Возвращаясь с поста под свет тех-же фонариков, Седой неожиданно вслух произнёс когда-то прочитанные слова Аристотеля:

– Страх заставляет даже дураков размышлять.

– Он ещё заставляет их много работать. – справедливо заключил Николай Николаевич, неожиданно поразив логичным продолжением мысли древнегреческого философа.

–

А дальше была война. Ночью работа по целям. Днём разгрузка нового боекомплекта, загрузка ящиков с пустыми гильзами. Артиллеристы богами войны бывают реже, чем обыкновенными грузчиками, как и десантура – орлами, не чаще, чем ломовыми лошадьми на марш-бросках. Такова суровая правда армейской службы, а на войне эта правда приобретает куда более мрачные и пасмурные образы.

Мы, в отличии от наших героических дедов и прадедов, после Дебальцево никуда не наступали, не брали города и не освобождали страны. От ротации к ротации, меняя места вдоль фронта и ведя изнурительную артиллерийскую стрельбу, мы перекидываем мины, снаряды, гранаты уже третий год подряд на сторону противника, получая ответные «приветствия» из точно такого-же оружия. Периодически, то тут, то там появляются диверсионно-разведывательные группы, разряжая ежедневную монотонную цикличность тревожной интригой и ощущением близкой опасности, исходящей от невидимого врага. Но, если у большинства бойцов опасливость и настороженность со временем притупляются, то нашему юному неутомимому защитнику отечества даже через два месяца пребывания в дозорах враги, шпионы, «укропы» и диверсанты мерещились стабильно, устойчиво и систематически. Несмотря на то, что рядом с тобой на посту «Зоркий Сокол», поводов для расслабления это не давало. Вот почему для Ильдара долго действовало особое правило – пустой магазин от греха подальше.

Мы понимали, что где-то поступаем не совсем педагогично, поэтому старались загружать ответственностью там, где оружие было не нужно, если не считать таковым кухонный нож на чистке картофеля. Когда же его «лисьи норы» на первом посту похвалил командир артдивизиона, то комбат объявил благодарность молодцу перед строем и заодно доверил выполнение ответственного «особо важного задания» – рытьё по образу и подобию таких же нор на остальных трёх постах. Приказ, на радость остальным бойцам, был выполнен не только оперативно, но и с лучшим качеством. Ответственность – странная штука. С одной стороны мы её боимся, а с другой стороны, именно благодаря ей завоёвываем уважение. Так и произошло в нашем чисто мужском коллективе. Чувство ответственности не присуще унылой посредственности, поэтому на Ильдара вскоре стали смотреть не как на природную оказию, а как на вполне адекватную личность. Парень изменения в отношении к себе почувствовал, не обижался на пустой магазин в автомате и с ещё большей серьёзной обязательностью принимался за любое поручение, постепенно утверждаясь в своём персональном и важном месте в общем строю. Ни апломба, ни гордыни в нём не было, но самооценка повысилась и ему захотелось, как и всем окружавшим его мужчинам, обладать собственным позывным.

–

Позывной на войне не совсем то, что кличка за колючей проволокой. Хотя, пришедшие на неё бывшие сидельцы, воровские имена продолжают использовать в качестве позывных. Корни фронтовых имён разные и нет никакой закономерности в их присвоении, как, скажем, у североамериканских индейцев, связанных с тотемными животными, растениями или явлениями природы. Иногда позывной дают бойцы в знак уважения к опыту или возрасту, как, скажем, «Батя», «Дед», «Седой». Корень фамилии или особая примета, привычка или просто фантазия бойца могут стать вторым именем, и, как водится, врезаются в память сослуживцев глубоко и навсегда, чего не скажешь о паспортных фамилиях и именах, которые бывает непривычно слышать от однополчан при встрече на гражданке.

Ильдар подошёл к этому вопросу основательно, будто он потомок Чингачгука или языческий ревнитель австралийских аборигенов. Совет Седого был прост:

– Как корабль назовёшь, с такими именем он и потонет.

– Я хочу быть быстрым и таким резким, чтобы осколки не достали, и врагов всех поймать, – мечтательно глядя в неведомую даль, философски произнёс юноша.