Любовь Чумакова - Зоя – любовь Тумана

В последнем ей родители тоже не противоречили, считая свою дочь единственной, кто заслуживает настоящую и искреннюю любовь. Её выбор никоим образом не смущал их. Несмотря на скромность его состояния, считали его достойнейшим из всех женихов за свою простоту, порядочность и доброту. Сама Людмилка не помнила, за что она его полюбила, но давно прикипела к нему всей душой.

Одно её огорчало. Осенью предстояло провожать Тумана в армию. Такая долгая разлука казалась ей самым страшным сном, который предстоит ей пережить в этой жизни. Других проблем она не видела. Поэтому, в последнее время она старалась не отступать от парня ни на шаг. А он, наоборот, чувствовал себя преспокойно. Ещё вчерашние школьники вальяжно проводили это лето, особо не утруждая себя никакими лишними заботами. Матвей Туманов старался подлатать хату и двор, боясь, что мать сама не справится, пока его не будет. Степа, тоже переживал, что придётся так надолго расстаться с другом, во всем ему сопутствовал и помогал, чем мог. Матвей не оставался у него в долгу. Практически все они делали вместе, сначала у одного, затем у другого. Так и считали их братьями, а родители в шутку смеялись, когда те были порознь:

– Где рубаху потерял? – спрашивали либо одного, либо другого, имея в виду, что они приросли друг к другу, как рубаха к телу.

Внешне они смотрелись совершенно противоположно. Степка был упитанный широкий парнишка, со светлыми длинноватыми волосами, с разделённой и уложенной на две стороны чёлкой. Матвей – высокий и стройный, с темно- русой слегка вьющейся причёской. Над красивыми чёткими скулами светились василькового цвета глаза. Широкие, но аккуратные брови, будто крылья чёрной птицы, раскинулись над ними, придавая ярую выразительность смешливому взгляду, в котором практически всегда искрилась весёлая ухмылка.

Мать Матвея, Софья Григорьевна, всегда боялась избаловать сына нежным женским воспитанием, поэтому растила его в умеренной строгости, приучая к труду и порядку с малых лет. «Пусть даже ему не придётся меня докармливать, но случись чего, лишь бы себя мог обеспечить и не прийти к дурной жизни», – думала она.

Дома Зоя быстро привела себя в порядок, но напрочь отказывалась идти с сестрой вечером к пруду снова. Она всерьёз планировала оставаться дома, не желая встречаться с Егором Мерзлининым, зная, что от него стоит ожидать новых нападок в любое время и в любом месте, и такой большой праздник с большим количеством присутствующих для него исключением не станет. Маруся понимала это тоже, однако ей самой не хотелось из-за этого оставаться дома, а без сопровождения старшей сестры её просто – напросто не отпустят.

– Какая же ты вредная, Зойка! Ты же знаешь, что меня одну не пустят! – дулась на неё Маруся.

– Пусть Алешка тебя под свою ответственность берет! Я и так сегодня накупалась на пять лет вперёд. Отстань, не пойду!

– А я тогда все папе расскажу!

– Что ты расскажешь? – насторожилась Зоя.

– Все! Особенно кого ты избегаешь и почему.

– Рассказывай, – не воспринимая всерьёз её угрозы, на мгновенье успокоилась она.

В комнате появился и сам Захар Петрович:

– Что вы тут шумите? – его появление стало для всех неожиданностью.

– Зоя не хочет идти вечером на пруд, – недолго думая, Маруся взяла ситуацию под свой контроль.

– Чего так? – ждал он объяснения.

– А она боится этого… – замедлилась она, показывая этим Зое, что теперь точно не шутит.

– Кого боится? – повторил он вопрос.

– Ну, этого… – Маруся угрожающе протягивала фразу.

– Да пойду я с тобой, успокойся, – сдалась Зоя.

Марусина радость не заставила себя долго ждать, она победно закричала «Да!» и запрыгала, по – детски хлопая в ладоши.

– А все – таки, кого может бояться дочь председателя? – не отставал теперь Захар Петрович.

– Кикимор болотных, – тут же вырвалось у Маруси.

– Тьфу ты, детвора бестолковая! Нашли, чем голову себе морочить. А вот если бы ты дома осталась, тогда действительно было бы чего бояться. Ты думаешь, что народ совсем забыл свои традиции и приметы? Вот прознают, что ты из дома не хотела выходить, найдётся тот, кто назовёт тебя ведьмой! Как я тебя потом от костра спасать-то буду? – уже покидая комнату, продолжал шутить Захар Петрович.

Зоя недовольно фыркнула на сестру, заливающуюся звонким смехом, и на маму, которая из солидарности к старшей дочери сдерживала свой смех, но его выдавала туго натянутая кривая улыбка:

– Да, пойду я! Чтоб, правда, потом вы не утрудились! – Зоя обиженно махнула в их сторону, надув пухлые губы, но всех это ещё больше развеселило.