Александр Кичигин - Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие

– А не выпить ли нам по глотку доброй чешской муляки, – неожиданно предложил Литовченко, когда все письма наконец-то были помещены в камин и их остатки медленно догорали, тем самым наводя легкую грусть и желание наблюдать за этим бесконечно, – по случаю расставания, так сказать…

– Ночь на дворе, Вова, – попытался урезонить его Санин, хотя и сам вдруг почувствовал непреодолимое желание, как можно дольше ощущать этот последний армейский день в части, день, казавшийся когда-то таким далеким и несбыточным, до наступления которого солдаты порой считают часы и постоянно в мечтах пытаются представить, каким он будет. Это ведь не просто день, а день накануне Дембеля, а значит Свободы, и, как бы там ни было, именно в этот день к долгожданной радости подмешивается и немного грусти. Расставание с друзьями – это понятно. Но оказывается еще и расставаться с любым периодом жизни, даже далеко не безоблачным, тоже грустно хотя бы потому, что понимаешь – ты выдержал, победил и теперь за это получаешь награду – былую Свободу. И это тоже была Жизнь, хоть и нелегкая. Но твоя Жизнь.

– Ну и что? – подозрительно уставился на неожиданно глубоко задумавшего друга Литовченко.

– Где возьмем в такое-то время?

– Это уже детали, – успокоил его Вова, – было бы желание. Дежурный по штабу!

В кабинет вбежал заспанный сержант из переправочно-десантной роты, пост которого находился как раз возле комнаты уничтожения секретной документации.

– Корчму «У Марека» знаешь?

Сержант понимающе кивнул.

– Вот тебе двадцать крон. Купишь нам с сержантом бутылку вишневой или клубничной муляки – какая будет, а на сдачу можешь себе конфет или еще чего… Только быстро! Приказ понятен?

– Так точно.

– Ну, одна нога здесь – другая там!

– А если товарищ старший лейтенант Ярош, дежурный по части, ненароком встретится?

– Скажешь для прапорщика Литовченко, пусть привыкает.

– Понял. Разрешите выполнять?

– Да давай уже!

После первого стакана вишневой муляки, которая по вкусу напоминала родное домашнее вино, грусть не исчезла, а как-то начинала даже нравиться.

– Тёма, а прочитай что-нибудь своё из последнего, – попросил Литовченко.

– Про армию?

– Нет, любовное, что ты ей посвящал.

– Зачем? И так грустно.

– Все равно почитай. Про фотографию.

– Ладно, – согласился Санин и начал читать, —

«Ты проснешься и снова вспомнишь,

Что на свете совсем не одна.

Фотографию пальцами тронешь,

Но молчит, как обычно, она.

Полистаешь тихонечко письма,

Может быть, как—то даже взгрустнешь,

Бросишь взгляд на опавшие листья,

И нескоро, наверно, уснешь.

А приснится тебе зимний вечер,

Где меж сосен ходили с тобой…

Заметает следы наши ветер —

Твой, а рядом всегда только мой.

Это помнить придется нам вечно,

Раз подарено было судьбой.

Снег весною растает, конечно,

Не растает лишь только любовь».

– Признайся, брат, наверняка она тебя за стихи да песни полюбила, – уверенно предположил Вова после затянувшейся паузы.

– Не знаю, – честно признался Артем, – я и сам не представляю, за что можно полюбить такого избалованного и неприспособленного к жизни парня вообще.

– Помню, каким ты в часть пришел после учебки. Я еще подумал, этому маменькиному сынку тяжеловато придется. А еще сержант, да с высшим образованием! Откуда таких набирают? А сейчас смотрю – заматерел!

– Учителя хорошие были, – усмехнулся Санин.

– Но ведь это на пользу только! Армия – суровая школа, но плохому не научит. Так что невеста твоя только рада будет, когда настоящего мужчину встретит вместо мальчика, которого со слезами провожала.

– А она, напротив, пишет, что боится меня другим увидеть.

– Странно. Это почему же?

– Боится, что взгляды на любовь поменяю.

– Глупость какая! Ты же совершенно точно сказал: все в этом мире меняется, но только не любовь! – и Литовченко с чувством продекламировал, – «Снег весною растает, конечно, не растает лишь только любовь!»

– Можно я попробую? – робко спросил Санин.

– Что? – не сразу понял Жора, так как пауза после того, как Люда положила гитару, сильно затянулась, да еще мытищинские ребята поспешили воспользоваться ею, чтобы наполнить свои стаканы. – Водки? Не советую, дружище. Мешать нельзя. Утром голова болеть будет. Начал с вина – его и пей.

– Я, в смысле, на гитаре…

– Серьезно? А умеешь? Не можно, а нужно! – воодушевился Жора. – Друзья мои, оказывается и среди нашей мужской половины не перевелись таланты. Попросим, товарищи, попросим!