Белый Кит: Галоп моего сердца

– Что вы делаете?! – взвывает молодой человек, дергаясь и вырываясь. – Я хирург, я могу ее спасти!

– Хирург, хирург! – пыхтит врач. – Семен, что ты копаешься! Давай, коли быстрее!

– Сейчас, – рявкает Семен и втыкает шприц. Игла с болью прорывает кожу на ноге Марка. Мужчина нажимает на поршень, и под давлением прозрачный раствор входит в кровь и плоть молодого человека, мгновенно разносясь по организму и отравляя его своим ядом. Веки тяжелеют, язык не слушается, а все вокруг становится каким-то безразличным. Марк безвольно падает, провалившись в темноту.

Старший утирает взмокший лоб и, глядя на вырубившегося Марка, интересуется у Семена: «Слушай, а ты ему не много вколол?».

– Не знаю, – помявшись, признается мужчина, – может, переборщил чутка…

– Главное, чтобы ты его не убил, – беззлобно бросает врач. – А то вместе сядем из-за дурака…

Марк видит мир смазанными картинками.

Скорая стремительно подъезжает к больнице и резко останавливается у входа.

Врачи выпрыгивают из машины, вытаскивают носилки со стонущей Лоло и спешат в операционную.

Марк на ватных ногах, едва поспевая за увлекаемой прочь Лоло, бежит следом, тянет руки к жене, ее завозят в операционную. Марка туда не пускают. Он отходит к одинокой скамье у стены, садится и принимается ждать. Идет время, и Марк вспоминает все хорошее, что было у них с Лоло: как они познакомились, гуляли, шутили… она улыбалась.

Выходит врач. Марк вскакивает ему навстречу. Высокий мужчина, с благородной проседью в волосах, окидывает молодого человека внимательным взглядом серых глаз и, улыбаясь, говорит: «Да сидите, сидите. Операция прошла успешно, все в порядке с вашей женой».

– А ребенок? – выпаливает Марк, так и оставшись стоять.

– И с ребенком все хорошо, все хорошо, – еще искреннее улыбается хирург. – Скоро станете папой!

Марк счастлив и удивлен, его глаза становятся круглее, брови подняты вверх, а рот изумленно, по-детски, открыт.

«Все хорошо», – обрадовавшись, обрывисто и тихо повторяет он за врачом, отстраненно, уже сам себе. Пульс учащается, в голове туман, и все становится таким неустойчивым. Нащупывая одной рукой скамью, Марк осторожно опускается на нее, а в его голове, гипнозом, остается звучать лишь повторяющаяся фраза искреннего врача. Сам врач больше не нужен, он исчезает эфиром. И лишь причудливо шепчут губы Марка: «Все хорошо, Лоло, все хорошо, теперь у нас будет все хорошо…». Сознание зацикливается на одной единственной мысли, остальное – уходит на задний план.

Через несколько минут Лоло выкатывают из операционной.

Марк снова вскакивает: он спешит за каталкой, пытаясь разглядеть за спиной медсестер свою жену. Наконец он видит ее – Лоло лежит, прикрытая до груди белой простыней, такая красивая и такая молодая. Она смотрит на Марка и улыбается ему.

Лоло завозят в палату и перекладывают на кровать, Марк садится рядом с женой и бережно сжимает ее хрупкую ладонь. Словно боясь, что Лоло исчезнет, он не отрываясь, смотрит на нее и почему-то отчаянно пытается запомнить каждую деталь, каждую черточку ее лица. Он проводит с трепетом и любовью по ее лицу, почти не касаясь его дрожащей рукой. Лоло молчит и тоже смотрит на него ясным счастливым взглядом, не перестает улыбаться.

По щекам Марка скатывается несколько слез, он прикусывает нижнюю губу, стараясь сдержаться, он счастлив видеть глаза, улыбку Лоло.

«Теперь у нас все будет хорошо, отдыхай, все будет хорошо, – самозабвенно повторяет Марк ей или себе. Он смотрит на любимую Лоло. – Все хорошо, все хорошо…».

Лоло чуть заметно несколько раз кивает ему в ответ, но почему-то ничего не говорит.

В глазах темнеет…

Темнеет.

Марк приходит в себя. Все кружится, болит голова, а тело ноет, как от похмелья. Он в палате на восемь человек, кругом лежат люди, они что-то обсуждают и делают. Сосед по палате напротив, крупный лысоватый мужчина, услышав скрип койки Марка, с любопытством смотрит на него через край свежей газеты.

– Ну как? – спрашивает он, глядя на бледное перекошенное лицо молодого человека.

– Что «ну как»? – отстраненно отвечает Марк, потихоньку приходя в себя.

– Как себя чувствуешь? – охотно поясняет постоялец, явно страдающий от нехватки общения, откладывая газету.

– Ужасно, все болит… Давно я здесь?

– Тебя вчера утром привезли, положили и ушли. И больше за тобой не заходили. Ты так и лежал, не двигаясь, полтора дня. Мы думали, что ты умер, и к нам просто принесли труп, перепутав нашу палату с моргом, – некоторые постояльцы смотрят на Марка и лениво смеются над избитой вчерашней шуткой.