Константин Кантор - Быстрее вечерних волков. Отрывки из маршрутного дневника

Ночью на перевале выпал снег. Нитка маршрута в очередной раз изогнулась в самом причудливом направлении. Следующей ночью какие-то бандиты пытались обстрелять нашу съёмочную группу, и пришлось бы очень туго, если бы не сверхчеловеческая интуиция Рената.

Почуяв неладное он дал нам на сборы в кромешной темноте около двух минут, после чего встал в «голову» нашей колонны и погнал нас вверх. По пути мы чуть не лишились жизни, зайдя на склон типа «бараний лоб». Сделав жуткий ночной набор, практически вслепую, мы угнездились за камнями и стали наблюдать во все стороны. Но главным образом следили за тем, что творится ниже. Глаз не сомкнули всю ночь. К рассвету Ренат с помощью бинокля удостоверился, что опасности нет и мы, наконец, сделали сброс к реке. Спали по очереди практически на склоне, а под головами шумела горная река.

Через месяц после возвращения, мне позвонил Ренатыч, и сообщил, что пойди мы так, как хотели изначально, угодили бы точно бандитам в лапы. Восемь из них ушло в неизвестном направлении, одного поймали, он и подтвердил информацию о местоположении их лагеря.

Нас разделял ровно один ходовой день.

Перед наступающими сумерками, к урюковому саду, где я гнездился со своей радиостанцией, подвалила толпа ишкашимской молодёжи.

Пойдём, почайкуем! – сказал старший из парней, в нахлобученной на голову пограничной панамке, полы которой были порезаны и причудливо закручены в узелки, как дреды у африканца.

Я глянул на свой «Гаррис», устремивший антенну вверх, на хозяина дома, по имени Бек, на его жену, которая шла с ведром воды с арыка, и отказался. Обычно молодые люди либо вежливо пытаются напоить гостя, либо рассчитывают на экспедиционный этанол. В этот вечер я опять трапезничал у Бека, пил горячий шир-чай с маслом, ел лепёшку, а потом, отвалившись на цветастую курпочушку смотрел в бездонное небо, которое в Азии кажется гораздо ниже, чем в привычной нам средней полосе.

На время акклиматизационного выхода группы мне предстояло сидеть на связи, для чего уважаемый Хан отдал нам ключи от своей квартиры, напротив ишкашимского базара. Однако первые дни мне не спалось под крышей, и собрав минимум вещей и радиостанцию, я побрёл куда глаза глядят. По пути мне попался землероб с ишаком, который на прекрасном русском языке осведомился, откуда я приехал. Я назвался, после чего он представился, сказал, что при Союзе было жить куда комфортнее, и пригласил выпить чая к себе в дом.

Дом представлял собой типичное памирское жилище, – с окном в крыше, пятью столпами, между полом и потолком и портретом Ага-хана, обрамлённым искусственными цветами. Больше всего поразила меня библиотека, где можно было встретить такие редкости как дневники Бисмарка в двух томах, издания тридцатых годов, много дореволюционной литературы, и огромное количество медицинской литературы. Оказывается, один из родственников Бека был врачом, учился и практиковал в Питере, и оставил в наследство солидную библиотеку.

Жить я перебрался в сад, чтобы не тревожить людей, оказавших мне гостеприимство. Они долго упрашивали перебраться под навес, но увидев, с каким комфортом я обитаю в палатке, и прослушав байки о ночных бдениях у радиостанции, оставили всё как есть. Утром я бегал два километра, в качестве зарядки, и только успевал здороваться с местными жителями на ходу. Потом мы завтракали и отчаливали на поле.

Один раз я потратил полчаса на то, чтобы спуститься к Пянджу по камням, заваленным бытовым мусором. Поглядел на ту сторону речки, куда предстояло отправиться через две недели. Ничего особенного. По склонам афганской стороны спешили копытные, пастухи. По дорогам пылили машины, как правило, внедорожники.

Пару раз я спрашивал у местных про мумиё. Говорили, что в данный момент мумия нету, а на афган-базаре покупать не стоит – похоже на подделку.

К пятнице мы сконнектились с Валеркой, который ехал присоединиться к нашей группе из Бишкека. По пути он намеревался наведаться в Хорог, в афганское консульство, где ему должны были шлёпнуть печать в его загранпаспорт, и отдать на руки наши паспорта. К вечеру я уже ждал его напротив входа на притихший базар, около колонки с водой. Местные дети вертелись с вёдрами тут же, норовя угостить урюком, или просто сказать что-нибудь по-русски, в знак уважения к гостю.