Ахат Мушинский - Белые Волки

Совсем другое дело «Муха» и «Каша». Звучит просто, ясно, без напряжения подкорки. Понятно, это тоже производное от фамилий Мухин, Кашапов. (Они, Саша Мухин и Руслан Кашапов, пришли в команду «волков», когда Буле было уже тридцать. Молодые, дерзкие, оба коренные, наши. Каша, правда, не совсем коренной, родился в Вятских Полянах, но в школе, хоккейной школе, учился у нас.) Муха и своими мощами соответствовал прозвищу. Вот, что значит, со смыслом. Маленький, юркий, весёлый, точно майская муха, залетевшая в домик на даче во время роскошного, ароматного обеда. Не возьмёшь его силой, не придавишь массой – проскользнёт, увернётся и весело полетит дальше к своей цели, жужжа коньками, как та самая муха крыльями.

«Каша» – по смыслу от обратного. Но всё равно, какое-никакое, но содержание уже есть. Каша-вятич – боец под два метра ростом и с центнер весом. Таранного типа центр-форвард, любую оборону продавит, и к себе в защиту поспеет, стеной встанет, мышь не проскочит. Но всё-таки даже для хоккеиста полноват. Однажды, когда он зазевался на тренировке, новый главный тренер закричал на него: «Что спишь на ходу, каша в фуфайке?!» Другой бы обиделся. Этот нет. Ему… в глаза, а он – всё божья роса.

Но на льду под своим шестнадцатым номером Каша превращается в кремень. На вбрасывании шайбу у него не отберёшь, с «пятачка» его не вытолкнешь. А если запрещёнными приёмами воспользуешься, то непременно сдачи получишь. Какая бы драчка на площадке ни завязалась, Каша тут как тут. Первым в бою за своих друзей-товарищей. Его и до конца игры удаляли, свой же главный тренер штрафовал, бил рублём по карману – бесполезно. Скамейка штрафников для него была не менее родной, чем общекомандная. Как только в игровой круговерти он их не путал?! На день рождения ребята преподнесли ему боксёрские перчатки и грушу. Во время тренировки вручили, торжественно, под его любимый музон, грянувший из всех динамиков Ледового дворца. Боксируй, Каша-вятич, на здоровье, но только не на хоккейной площадке!

Вообще-то, на мой взгляд, в любой приличной команде должен быть молотобоец, который может отмолотить любого, кто неправым и грубым образом посмеет покуситься на честь его родной дружины.

Но тренер, но главный тренер «волков» (уже, кстати сказать, к тому времени чемпионов) подобного рода эмоциональных взрывов терпеть не мог. Он вообще многого не терпел. Но об этом позже.

Так вот, в тот памятный год, когда «волки» наконец стали чемпионами, эти два новобранца с Булей и склепали самое зубастое звено команды. Главный тренер будущих чемпионов, мудрый и прозорливый Дрозд – Дроздов Александр Ильич – сделал из капитана ещё и своеобразного дядьку при этих двух молодых волках-переярках. Особой прыти, вернее, результатов от них первоначально не ждали, «переяркам» надо было прижиться, освоиться, да и видавшему виды Буле в дядьках – не потерять лидерства (в дочемпионском сезоне он был самым результативным снайпером в команде). Но требовали уровня.

И новоиспечённая связка не подкачала. Она сразу взяла быка за рога. Хоть и называлась их тройка второй, но по забитым шайбам к концу сезона она была первой и с заметным отрывом опережала всех не только у себя в команде, но и в Лиге. Опять самым метким бомбометателем стал Буля. За ним следом, уступая всего две шайбы, шёл «желторотый» Муха. Каша тоже отличился. У него было два абсолютных рекорда: по голевым передачам и штрафному времени. За первое достижение Кашу хвалили, за второе поругивали, посмеивались, но, в общем-то, к этому относились с пониманием. Дрозд питал к подопечным подлинно отцовские (насколько это позволяла тренерская мантия) чувства и к шалостям-проступкам своих питомцев проявлял неистощимое терпение. А быть может, у него это было вовсе и не терпение, так как, быть может, для него это были не проступки.

Если быть объективным, игра в том сказочном году сверкала у всей команды. Команда – это же не одно звено и даже не одна пятёрка и вратарь. Но буль-булевской тройке, как называли её болельщики, точней – пятёрке, подфартило особо. В том, последнем дроздовском сезоне, она в команде оказалась на белом коне, или, как писали в газетах, на золотом коньке.

Было, было…

Во взрослом хоккее, ещё раз замечу, Булатов свой номер сменил. На двадцать седьмой.

Что было, то было – быльём поросло.

Свой истёкший контракт с «Белыми Волками» Дрозд не продлил. Сказал, что песню всегда надо заканчивать на самой её высокой ноте. Да и возраст, да и усталость… Как ни уговаривали, ушёл, укатил к себе в Первопрестольную. Он был из старой, знаменитой гвардии хоккеистов, которая заставляла трепетать перед собой весь хоккейный мир, и у которой были свои устои, свои правила жизни.