Лана Кузьмина - Долгое эхо

Ее любимой книгой был справочник народной медицины. Бабушка читала совсем плохо, по слогам. Поэтому дело продвигалось медленно. Я ходила в первый класс, когда она изучала статью про полынь. Эта трава сразу стала панацеей от всех болезней.

Когда мне исполнилось десять, бабушка открыла для себя чудесное растение с трудно произносимым названием, отыскала его в огороде и едва не свела всех в могилу. Оказалось, что растение ядовито и его можно использовать наружно, а не пить «по пять капель».

Ещё через два года бабушка справилась наконец с травами и приступила к разделу «Другие методы народной медицины». Лечение мёдом доставило мне огромное удовольствие, а уринотерапия в один миг излечила от всех болезней.

– Деточка, ты кашляешь? – спрашивала бабушка. – У тебя горлышко болит?

– Нет-нет, – отвечала я, мучительно подавляя желание откашляться, и убегала подальше, чтобы бабушка не успела влить в меня мутную желтоватую жидкость.

Другие бабушкины книги, «Справочник любителя-огородника» и «Церковный календарь», доставались по мере надобности для уточнения времени посадки овощей или выбора имени новорожденному члену семьи. За последним к бабушке всегда обращалась тётя Марина. Шлёпала пешком через лес из Васильевки, презирая общественный транспорт. Тяжело словно куль с бельём опускалась она на табуретку, вытирала кончиком платка вспотевшее лицо и, шумно отхлебнув из протянутого стакана, сообщала:

– Внучка народилась. У Людки.

Бабушка тянулась за календарём, находила нужную дату и выдавала список, из которого потом общими усилиями выбиралось нужное имя. Детей у тёти Марины одиннадцать, внуков и вовсе без счёту. Потому «Церковный календарь» здорово поистрепался.

С собственными детьми и внуками бабушка не церемонилась, полагаясь на память. Мама родилась тридцатого сентября, получив имя Вера. Здесь захочешь, не перепутаешь. Дяде повезло появиться на свет двенадцатого июля и стать Павлом. На моём брате и особенно на мне система дала сбой. Когда Лёнька впервые увидел этот мир, бабушка находилась в глубоком раздрае с дочерью. Очень уж не понравился ей будущий зять. И внук получил случайное, не связанное с датой рождения имя.

Моим первым детским воспоминанием стал широкий деревянный стол, стоявший в кухне. Я сижу на высоком табурете, касаясь подбородком его шершавой поверхности. Изучаю завитки и заусенцы, прослеживаю взглядом изогнутые дорожки, ведущие на противоположный край. Туда, где сидит Лёнька. Улыбается, щурясь от яркого июньского солнца. Бабушка раскатывает на угловом столике тесто, бормочет свои воспоминания.

– А родилась ты на Аграфену-купальницу. Всю неделю дождь лил. И мамка ваша здесь мучилась. Вишь пятна? Так и не отмылись!

Я поворачиваю голову. Старый покрытый пёстрыми ковриками диван внушает страх. Я родилась здесь? Как? И причём здесь пятна?

– Кровь! – шепчет Костя. Я вздрагиваю. Не хочу об этом слышать.

– И почто, говорю ей, рожать удумала! – восклицает бабушка, разрезая тонкий пласт на кривобокие квадратики и треугольнички.

Много лет спустя я загляну в её календарь. Аграфена окажется на три дня позднее моего дня рождения.

– Как же так! – начнёт оправдываться бабушка. – Я же точно помнила. И дождь лил. Как не Купальница?

Я обижусь, но и тогда не скажу, что дождь вообще ни причём, что существует подобная примета только в её старческом уме.

Но пока я об этом ничего не знаю, сижу за столом, пью теплое молоко с пенкой. Напротив – Ленька, совсем уже взрослый с тонкими усиками над верхней губой. Он скатывает из хлебного мякиша колобки и отдает мне.

– Будет над хлебом издеваться! – бабушка бросает на нас грозный взгляд. Она все видит. И Ленька прячет руки под стол, там лепит кругляши и незаметно передает мне.

А завтра – мой день рождения. Мне исполнится восемь лет. И я узн а ю, почему меня назвали таким странным и редким именем – Аграфена. Завтра явится, наконец, мой отец, пропадавший невесть где всю последнюю неделю. Теперь я его совсем позабыла. Помню только одутловатое красное лицо с крохотными глазками-щелочками, густую растрепанную бороду да черную кайму под его ногтями. Он сунет мне красный петушок на палочке с прилипшими к нему крошками табака и станет требовать у бабушки обеда.

– Совсем очумел, черт, со своей водкой! – разозлится та. – У дитя родного рождение! – И швырнет в него пустую кастрюлю. Начнется перебранка. Я заплачу, забившись в угол.