Сергей Монастырский - Ожидание жизни. Сборник рассказов

Я вошла в дом. Она ставила тарелки на стол, готовилась к моему приходу. Я не раздеваясь, села на стул. Не знала с чего начать.

– Я все видела! – наконец сказала я.

Дочка спокойно посмотрела на меня.

– Ну да! А что, целоваться запрещено?

Я замялась.

– Нет, я конечно, рада, что, наконец.... Но ты, хотя бы познакомила.

– Хорошо, – сказала она, – но ты не одобришь. Это Марина.

– В третий раз за этот вечер, я чуть не свалилась. На этот раз под стол. Сознание смутно плыло! Когда оно вернулось, я еле выдавила:

– Ма-ри-на?

– Ну, да, – подтвердила дочь, – Марина. Мы любим друг друга!

В этом я не сомневалась. Если при взгляде на эту страсть, у сорокапятилетней женщины, чуть не наступил оргазм, то да, любят!

– И давно? – только и спросила я.

– Уже полгода.

Мне бы, о чем другом думать, а я, как дура, задала глупый вопрос:

– Значит, ты уже не девочка?....

– Ну, как тебе сказать? … – засмеялась она.– Не беспокойся, детей от этого не бывает!

… Да, детей в нашем роду больше не будет. На этом наша женская цепочка матерей- одиночек заканчивается. Потому что наследников у нас просто не будет. Но женские судьбы у всех все-таки счастливые. Потому что у всех была огромная любовь!

Жизнь равнодушно шла мимо вросшего в землю грязного окна маленькой коморки полуподвального этажа дома, в котором жил Иван Христофорович.

Мелькали в мутном окне торопливо спешащие куда-то ноги, дрались возле окна кошки, шуршали по осени приставшие к окну желтые листья, искрился зимой снежный сугроб… Жизнь шла. А Иван Христофорович умирал.

Пятиэтажный панельный дом был старый, Иван Христофорович был старый. Пора умирать.

Жизнь его была ничем не примечательна, можно сказать, незначительна, и спускался он по жизни, как-то все время вниз, пока не дошел до вот этого полуподвала. Дальше спускаться некуда. А сейчас точка. Пора.

Вся его жизнь проходила как-то незаметно: незаметно женился, незаметно росли дети, было несколько случайных встреч с другими женщинами, но как-то блекло, вскользь. Были, конечно, друзья, но никого из них он уже не помнил. Была работа. Ну, работа и работа. Ничего особенного. В общем, все – ничего особенного. Да он об этом не слишком задумывался. А изменить ничего не мог. Да и не старался. А уж чтобы совсем не затосковать, он стал свою жизнь придумывать. Ну, в смысле, какой бы она могла быть! И записывал эти придумки. Вроде как писал дневник придуманной жизни.

Был Иван Христофорович изрядно начитан. Была у него страсть – уходить от скучной жизни в библиотеку в свободное время и читать. Жена не возражала – не пить же с собутыльниками пошел:

– Он и дома был незаметный человек, ну и пусть идет, не путается под ногами.

Окончил он девять классов. Больше не захотел. Рядом с домом было железнодорожное училище. Раз рядом – чего думать? Пошел туда. Работал сначала помощником машиниста. Долго ходил в помощниках. Водил только грузовые составы. Ну, ничего так. Сначала было интересно, ведь из своего городка он до сих пор никуда не выезжал. А тут, хоть и недолог путь, но все же другие места, люди. Потом глаз «замылился» – маршрут чаще всего был один и тот же. На дальние переезды их депо не ездило.

… Первым после училища женился его друг. Ну, как друг – просто товарищ, жили на одной улице, а городок был маленький, вот всей улицей и гуляли.

Очнулся Иван после этой гулянки в чьей-то постели. Девчонка, конечно, была знакомая, но как-то до сих пор он на нее никакого внимания не обращал. А здесь кто-то его к ней подложил.

Проснулся от ее крика:

–Мама, папа, идите сюда! Он мне заделал!

Как он ей заделал и заделал ли, он не помнил. Но, возражать не стал. Тем более что у девахиного папы кулаки были с Иванову голову. Что поделаешь, надо жениться!

Из дневника

«Был месяц май. Весь тротуар нашей маленькой улицы был усыпан лепестками яблонь. Вишни еще не отцвели и белыми облаками висели над газонами.

Раньше здесь были одни частные дома со своими садами и огородами, потом их снесли, чтобы застроить улицу пятиэтажками, а яблони и вишни остались.

Два отгула, два выходных дня – начинались у меня в это утро, и я еще не знал, куда себя девать, но чего-то необыкновенного нестерпимо хотелось и одурманивающе пахло весной.

На бортике детской песочницы сидела Танька, и волосы ее тоже были усыпаны опадающими лепестками с яблонь. Таньку я знал, как и всех с нашей улицы, но знал так, на уровне «здравствуй -до свидания». Никого из ребят в этот утренний час во дворе еще не было, к Таньке я и подсел.