Юрий Юрьев - Поезд на Риддер

Пленный молчал, его упорство Симпэй понимал как барьер воли, пробив который доберёшься до нужных сведений, и он трудился не жалея сил.

Потекло время, что меньше всего походило на реальность: сон, обморок, сумасшествие, что угодно, только не реальность. День за днём допросы повторялись и заканчивались всегда одинаково – бессознательного Уикса тащили в камеру.

Потом рождался запах карболки и, как бледные призраки нирваны, являлись белые тени. Они являлись с источающими холод инструментами и начинали над ним хлопотать, Уикс чувствовал, как в вены лезут их иглы.

Большую часть суток Уикс лежал на топчане. Когда в отбитых лёгких собиралась кровавая жижа, он с трудом переворачивался на бок и, корёжась от боли, выхаркивал её на пол. Было невозможно тяжело дышать, казалось, на груди лежит могильная плита, в забытьи Уикс досадовал, что никак не удаётся вывернуть шею так, чтобы прочесть на ней дату своей смерти.

Он часто вступал в противоречие с самим собой: «Ошибаешься, не кончилась для тебя война и враг тот же, просто сменилось оружие, которым с ним воюешь, – оно молчание твоё, оно тем и побеждает, что не даёт противнику информационного преимущества».

Истязания продолжались. Однажды Симпэй принёс на допрос зеркало и показал Уиксу его лицо. Но тот лишь усмехнулся. Что проку от человеческого обличия, когда пытки сломают разум и превратят тебя в тупое животное.

Бывало, он ловил в себе признаки наступающего помешательства, вдруг замечая, что мозг начинает странно себя вести. От ударов по голове в нём постоянно шумело, и в тот шум вдруг вторгался отчётливый голос. Он передавал важные факты, а именно последние военные сводки.

Из них лейтенант узнал, что к этому дню в ходе боёв американскими и союзническими войсками освобождены Каролинские острова и острова Малайского архипелага. Со дня на день падёт последняя японская цитадель в Океании – острова Ява и Калимантан. Остатки императорского военно-морского флота, словно стада китов, добивают торпедоносцы в водах Сулавеси. Кроме того, Уикс проведал, что крупнейшая десантная операция за Окинаву, в которой были задействованы также 82 корабля авиационного соединения, наконец завершена полной капитуляцией японцев.

Уикс слушал, боясь пропустить хотя бы слово: «В боях за Сайпан потоплены авианосцы «Дзуайкаку» и «Акаги». Армия генерала Паттена, разгромившая в Африке корпус Роммеля и переброшенная в тихоокеанский боевой регион, высадилась на юго-восточную оконечность Японии. По дням умножая число побед, доблестная армия продвигается в направлении Киото, уже взяты и полностью контролируются города: Сакаи, Осака, Нагоя. В то же время со стороны Сендаи к сердцу империи направляется танковая бригада Рэнгольда. С запада её поддерживают несколько усиленных частей морской пехоты. В занятых войсками портах дивизионы линейных кораблей, эсминцы, линкоры и лёгкие крейсера. День и ночь с них сходят сухопутные легионы – всё это второй эшелон наступления. День и ночь, подрывая дух противника, палубная авиация наносит бомбовые удары по японским военным объектам и населённым пунктам. В руинах Асиката, Сенда, Сакаи».

«Если от моего молчания зависит исход этой войны, значит, по всему она должна уже кончиться, – думал Уикс. – Может, она и вправду кончилась. Япония оккупирована, а в столице над императорским дворцом полощется звёздно-полосатый флаг. Тогда почему я здесь!!!»

Приходя в себя, он видел над собой белые фигуры медиков, как источающими холод инструментами они восстанавливают его для очередного допроса. Если не они, то это были ассистенты Симпэя, которые брали его под мышки, чтобы вести к капитан-лейтенанту. В такие минуты Уикс всегда надеялся, что вот сегодня судьба, наконец, подарит ему хоть один шанс умереть.

Но однажды всё закончилось.

В допросную спустился начальник отдела внешней разведки Масудзабуро Утияма. Полковнику Утияме было уже шестьдесят, он никогда не бравировал выправкой и моложавостью, как это делают все офицеры преклонных лет. Он держался соответственно своему возрасту и, видимо, оттого-то чувствовал себя очень комфортно в своём стареющем теле. В глазах таил весёлую мудрость, и скорее одеяние буддийского монаха, а не военный мундир, было бы ему больше к лицу.

Симпэй стоял спиной к двери, текущей из крана водой отмывал пальцы.

– Осторожнее, господин полковник, здесь не очень чисто, – предупредил он, высушивая руки полотенцем.

На полу ногами в угол, словно со скелета снятое и брошенное, лежало человеческое тело с обезображенной и забрызганной кровью головой. Переступая его, стараясь не попасть сапогом в склизкие, тошнотворные сгустки, Утияма заметил: