– Я сама поговорю с управляющим, – решительно заявила Черубина.
Через минуту она вошла во флигель, где жил управляющий. В уютной комнате с голландской печью на небольшом диванчике сидела взрослая девушка в простом платье и душегрейке и, заливаясь смехом, пыталась накормить куклу Черубины вареной картофелиной. Было очевидно, что она больна помешательством.
Чери села рядом с ней и ласково попросила отдать куклу, но девушка замерла и прижала игрушку к груди. Тогда Чери сняла с руки самоцветное колечко, и обмен состоялся.
Подоспевший Егор Михайлович долго извинялся за поступок дочери, а затем рассказал, что ей скоро уже тридцать лет. Мать давно умерла, и растил больную девочку он один, не желая расстаться с ней и отдать на содержание в приют для умалишенных.
– Софья – тихое и безобидное существо, но время от времени совершает поступки, нам не понятные, – горестно говорил управляющий, – однако, барин Николай Семенович относится с большим пониманием и не требует, чтобы я избавился от дочери.
Тронутая рассказом, Черубина пообещала Егору Михайловичу не рассказывать о случившемся Мосолову. В ответ управляющий низко поклонился.
Чери поспешила вернуться в библиотеку, чтобы, наконец, разобраться с механизмом, Лиля была уже там и с нетерпением ожидала подругу. Они подошли к домику. Чери установила куклу на винт справа и стала поворачивать. Тугая пружина сначала вовсе не поддавалась, потом внутри шкафа что-то щелкнуло, и вдруг стала приподниматься крыша домика, под которой обнаружилось пространство, куда легко проходила рука Черубины. Она достала из тайника сверток и, затаив дыхание, развернула его. В нем оказалась тетрадь, на обложке которой красивым стремительным почерком было написано: «Зачарованные куранты», автор – Алов.
– Это же один из псевдонимов Гоголя! – воскликнула Лиля.
– Да, похоже, мы нашли неизвестную рукопись Николая Васильевича, – торжествовала Черубина.
– Но как могла она попасть сюда, и почему была так тщательно скрываема от всех? – не переставала задавать вопросы Лиля.
– Ляля, идем в зал, сядем возле камина, здесь ужасно холодно.
Они закрыли крышку тайника и забрали куклу.
В каминном зале в кресле-качалке уютно расположился Кирилл Степанович и, покуривая трубку, читал свежую газету.
Девушки подсели поближе к огню и продолжили расследование.
– Здесь дата есть – 1829 год… что происходило с Гоголем в двадцать девятом году? – спросила Лиля, – еще не были написаны «Вечера на хуторе близ Диканьки»?
– Действительно, в тот год издали только «Ганца Кюхельгартена». Я читала о том, как Гоголь вдруг ужаснулся, что бездарен, сам скупил все книги и сжег их в печке в том самом доме, Ляля, где мы нашли куклу. Известно так же, что в том году он много писал к матери, просил у неё сведений о малоросских обычаях, костюмах, но больше всего просил выслать ему «записок, рукописей стародавних».
Черубина аккуратно переворачивала страницы найденной рукописи.
– Это предание о старом замке…
В её воображении открылась красивая равнина, сосновый лес, старинный шляхетский дом с часами, которые показывали то правильное время, то шли назад, то вдруг куранты били неурочный час, внутри замка оживали портреты, бродили призраки…
– Нет сомнений, Лялечка, что эта рукопись написана в стиле «Вечеров на хуторе…», – сказала Чери, пробежав глазами последнюю страницу, – в ней тоже все и страшно, и смешно, и увлекательно…
– Но как случилось, что она осталась в стороне от остальных рассказов, Отчего Гоголь не отдал ее в издательство? – недоумевала Лиля.
– Какая-то загадка… – задумчиво произнесла Черубина. – И как эта рукопись попала сюда, в Жерновку? Пожалуй, на этот вопрос может ответить только сам Николай Семенович Мосолов. Должно быть, он или его отец купили рукопись, но вот зачем они упрятали ее в тайник?
Никто не заметил подошедшего управляющего. Он невольно услышал беседу подруг и не сразу решился принять в ней участие.
– Покорнейше прошу извинить меня, – почтительно произнес Егор Михайлович, – Вам нет нужды беспокоить Николая Семёновича. Отчасти, я хранитель этой тайны и, видимо, пришло время поделиться ею… Моя мать была родственницей пана Пржецлавского, того самого «Ципринуса»…
– Давайте все пройдём в столовую, – вмешался в разговор Кирилл Степанович. Пусть кухарка подаст нам чаю. Я слышал много критики в адрес Ципринуса, но меня лично весьма увлекли его рассказы о войне с Наполеоном. Там есть упоминание сражения под Бауценом, где впервые были использованы конгревские ракеты. Впрочем, вряд ли это может заинтересовать вас, милые дамы, прошу прощения.
Читать дальше