Владимир Тутыхин - Долгая мелодия саксофона

– А год назад вы перед самым рассветом проснулись на этом биллиардном столе и тихим, жалобным, очень просящим, зовущим, умоляющим голосом пропели: «Официант, официант, официант»… И я был рядом. Вы выпили стаканчик вина, обняли меня, и мы вдвоем долго смотрели на последнюю, угасающую перед новым днем звезду. И вы плакали и заставили меня в моем блокноте записать стихотворение «Райское утро». Всего лишь три коротких строки: «Утро. Я жив. Я снова в Раю». И когда я вам показал всю страницу, то вы сказали, что это гениально: «Устрицы, стейки, мидии, виски, шампанское, дичь на вертеле, виски для всех, шампанское для всех, капуста квашеная, стерлядь запеченная»… И в то утро я поверил вам, что вы самый счастливый человек. На биллиардном столе вы лежали как в гробу. Вокруг вас было много цветов, которые вы собирались кому-то отослать, но все время забывали, кому. И мне самому захотелось стать счастливым человеком, как вы. Вот не отхожу от вас, слушаю ваши «речи о счастье не совсем счастливого человека». Вот я так и не понял: может ли человек быть несчастным в раю?

– Никогда не верь моему нытью. Каждая минута моей жизни – это мое счастье. Утро. Я жив. Я снова в строю. Перепиши.

– Да разве это не одно и то же? Вот это я уже запомнил.

На просторной, высокой деревянной веранде захудалого летнего ресторанчика на окраине города, кроме официанта и Аркадия Владимировича, никого не было. В тишине упал кий, прислоненный к биллиарду, что-то сказал попугай в клетке, похожее на: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась», из часов несколько раз появилась кукушка и опять спутала всем время. А идущего по дороге человека уже можно было хорошо рассмотреть. Его красная футболка была мокрая от пота, а светлые туфли и брюки были в дорожной пыли. На груди у него висел большой фотоаппарат в чехле, а в руке – маленький букет полевых цветов.

– Вот сколько бы ты, Сережа, меня ни фотографировал, я всегда на твоих фотографиях получаюсь каким-то неуклюжим медведем.

– Нет, Аркадий Владимирович, вы атлет, гимнаст, красавец, вы Аполлон, вы настоящий каменотес.

Путник перешел мосток над маленькой речушкой, разделяющей город и поля, снял с себя всю одежду, тщательно вытряхнул ее и сумел сам нырнуть в эту речушку с головой. И его долго не было видно. Но все спокойно и с улыбкой смотрели на гладь воды. И даже хотели, чтоб гладь сохранялась дольше… Над водой сначала показалась большая рыбина, а потом и сам радостный ныряльщик, который крепко держал эту рыбину в руках и что-то радостно кричал. Аркадий Владимирович встал и громко крикнул ему, чтобы он шел к ним и что они давно его ждут, и фаршированный заяц уже наполовину съеден льстивым, но очень умным официантом.

Солнце зашло за тучку, и все сразу изменилось. Все подняли головы вверх и увидели, что небо наполовину серое и даже фиолетовое. Но ветер гнал эту тучу вдоль солнца, и поэтому солнце на какое-то время то скрывалось, то появлялось. Очень крупные, но редкие капли дождя совсем недолго, но очень громко побарабанили по железной крыше веранды. С ветки дерева на веранду прыгнул большой рыжий кот, который привычно лег у клетки с попугаем, чтобы тот его подергал клювом за хвост. А по лестнице на веранду поднялась старуха в темных очках, которая себе никогда ничего не заказывала. Эта посетительница могла очень долго сидеть в одиночестве, пока кто-нибудь не угощал её вином и закуской. Иногда её приглашали к себе за стол, тогда она снимала очки и становилась улыбчивой, не многословной, но все же собеседницей. Сидя в одиночестве, она могла очень тихо напевать какую-нибудь песенку, иногда тяжело вздыхала и достаточно громко произносила: «Увы, все чувства лишь на срок». Иногда одиночество для неё становилось тягостным, и она ставила перед собой клетку с попугаем, которую сама же сюда и принесла, пустую винную бутылку, которую она как будто уже выпила, и начинала что-то рассказывать о своей жизни в третьем лице, поэтому сразу нельзя было понять, что это она рассказывает о себе. Все её звали Черной Вдовой за ее темные очки и темную одежду, хотя знали, что Раиса Юрьевна никогда не была замужем, но знали о ней точно только этот ее биографически факт. Поэтому всегда прислушивались к ее диалогу-монологу с попугаем.

Утомленный путник отдал рыбину повару с просьбой поджарить ее, без всяких церемоний подошел к большому столу с фаршированным зайцем, пожал руку Аркадию Владимировичу, представился: «Роман Белкин, журнал “Хроника нашего времени”» и сел. Он сразу хотел что-то сказать, но решено было сначала выпить немного вина и разорвать зайца, приготовленного еще ночью, на мелкие части.