Наталия Гарипова - Тариф на связь

Дочкой она была довольна, Татьяна всегда была прилежной девочкой, хорошо училась, слушалась, умела угодить и, самое главное, была сильно привязана к матери. Сама того не ведая, Елена Степановна отвадила в свое время от нее всех женихов: тот слишком страшненький, этот – ненадежный, у того родители какие-то бедные. Она говорила это дочери из лучших побуждений, желая для нее самого лучшего, а в итоге оставила свою Танечку совсем без личной жизни.

«Оно и к лучшему. Разве нам плохо с ней вдвоем? Она всегда под контролем, ни в какую историю не вляпается, и мне на старости лет помощь: медсестра всегда под рукой, и по хозяйству есть кому помочь. Да и зачем ей мужик? Я вот прожила без штанов рядом всю жизнь и ни капельки не жалею», – размышляла про себя Елена Степановна.

Действительно, своего отца Танечка не помнила. Когда она была помладше, ей казалось, что его и вовсе никогда не было, мама каким-то волшебным образом купила ее в магазине. Только повзрослев, она осознала, что такого не может быть в принципе, и ее отец должен где-то существовать. Задать вопрос о мифическом папе она долго не решалась, не было принято у них обсуждать такие дела, но на свое 35-летие, в день рождения, все же спросила.

– Родила для себя, не хочу даже помнить, кто это был. Мы почти не общались, – раздраженно кинула мать, прихлебывая чай и прикусывая праздничный торт.

– Ну а отчество мое, оно откуда? Моего отца звали Александр?

– Александром звали врача, который роды принял, дурочка я тогда была сентиментальная, вот и записала тебя «Татьяна Александровна». Давай уже эту тему закроем, а то у меня опять голова болеть начинает.

Больше деликатная Танечка этот вопрос с мамой не поднимала. Так и жила, совершенно оторванная от мира мужчин, где-то в своей параллельной вселенной, большую часть которой составляла мама и ее желания и потребности. Были, конечно, влюбленности в медколледже, там учились мальчики, но дальше поцелуев дело никогда не заходило. Ее внутреннее томление с годами уменьшалось и давало о себе знать, только когда на горизонте появлялся кто-то яркий, как этот архитектор, например.

Так что забыть про ряженку и витаминчики для мамы Татьяна никак не могла, как не могла не вспоминать командировочного архитектора.

«Как уж там его зовут? Александр Михайлович. У меня отчество тоже Александровна, значит, есть у нас с ним что-то общее», – сделала странный вывод Татьяна.

В квартиру она зашла нагруженная пакетами из продуктового, измотанная маршруткой и магазином. Жара всегда давалась ей нелегко.

– Я дома, – крикнула Татьяна, сбрасывая ненавистные босоножки, ремешки которых впивались ей всю дорогу в лодыжки. Она выдохнула и пошевелила пальцами, когда голые ступни коснулись прохладного пола. Босая прошлепала на кухню разгружать пакеты.

– Куда без тапочек? Иди, надень, застудишься, – привычно проворчала мать, по касательной целуя дочку в висок.

– Ноги болят, потом, – как всегда уклончиво ответила Таня, хотя ей совершенно не хотелось в такую жару обуваться.

– Вот вечно у тебя «потом». Что купила? – заглядывая в пакет, поинтересовалась Елена Степановна.

– Ничего особенного, курицу, масла немного сливочного.

– Ты же знаешь, мне нельзя масло, там холестерин.

– Что-то захотелось масла.

– Тебе тоже нельзя, там холестерин, – упрямо поджала губы мать.

– Мама, ну чего ты, я совсем немножко, – дружелюбно и виновато прошептала Татьяна.

– Вечно ты неизвестно на что деньги тратишь.

Татьяна продолжала выгружать покупки. На столе появился небольшой кусочек сыра.

– Что за сыр такой?

– Масдаам, – опять виновато проговорила дочь и даже попыталась быстрее убрать его с глаз долой, накрыв упаковкой макарон.

– Таня, зачем? Это дорого. Надо покупать российский или в крайнем случае голландский. Ты что, миллионерша со своей зарплатой лаборантки?

– Мама, но я сама заработала, от 150 граммов приличного сыра в месяц ничего не случится. И вообще, хватит контролировать, куда я трачу заработанные деньги. В прошлом месяце ты меня съела за то, что я себе помаду на распродаже купила, теперь вот сыр. Сколько можно?

– Кто тебя научит, если не мать, как жить нужно, – недовольно фыркнула Елена Степановна и гордо вышла из кухни.

– Мама, постой, не обижайся, – кинулась за ней дочь, – я тебе свежую ряженку купила, как ты просила.

– Мне ряженку, а себе – сыр, неблагодарная ты, – кинула через плечо пенсионерка.

Таня печально вздохнула: она привыкла к таким диалогам и, наученная горьким опытом, знала, что лучше во время замолчать, тогда ссора сходит на нет, и уже утром они общаются так, как будто вечером никаких упреков не было. Ну а сейчас следовало успокоиться, спрятать покупки в холодильник и пойти умыться. Мама накроет ужин, и они поедят в молчании, зато вместе. Обе не могли друг без друга, но и вместе им было душно.