Сергей Усков - Небесная черная метка

– Ничего я не знаю, паря. Я пенсионерка, бывшая колхозница. Я иду домой. Непонятны мне твои талмуды.

Юноша сразу как-то сник, отступил от старухи на шаг, нахмурился и спросил:

– Пенсионерка говоришь?

Старуха с живостью согласно кивнула несколько раз.

– Чего же ты тут делаешь? Все благоразумные люди, тем более пенсионерки и бывшие колхозницы, сидят по домам, отдыхая, кто – после трудового дня, кто – после трудовой жизни. Смотрят развлекательные передачи, сериалы, ток-шоу. Прихлебывают чай с лимоном и сладкой ванильной булочкой или что-то около этого, – сообразно финансовым возможностям.

– И я иду домой, везу картошку. Глянь, целый мешок на санках.

– Что! – вскричал юноша. – Картошка!? В этом мешке у тебя картошка? Ты занята лишь тем, что везешь какую-то банальную картошку. Бог ты мой! Какая низость и пошлость! Какое убожество! Послушай, старый человек, в твои ли годы последние мгновения жизни тратить, понимай – губить, на какую-то обыденную картошку. Когда же думать о душе? Когда же насыщать жизнь вечным и прекрасным?.. Брось немедленно эту дрянную картошку! Освободись от этих дурацких пут. Проклятый быт! Суета сует! «Суета житейская похищает душу человеческую…» Кабы ты знала, бабулечка, что это – самый подлый и коварный враг. Под его сладкой приятельской личиной прячется ехидное чудище, похабное, грязное, вонючее, которое умерщвляет самую главную суть и превращает в тупое животное любого, кто поддался его наркотическим чарам… Старый человек, посмотри на чудный снег, на пленяющие тайной звезды, на искусственный свет рукотворных фонарей – скажи: зачем это? для чего? Зачем я, ты? Просто так, чей-то глупый каприз?

– Я не понимаю тебя, еще раз тебе говорю, – сухо и даже враждебно сказала старуха, взяла веревку, привязанную к санкам, напряглась и поволокла.

Юноша остался один. Было вновь досадно, обидно и горько. Он не высказал и крохотной доли того, что скопилось в душе, все эти ужасные и прекрасные смятения и волнения, предвкушения и предвосхищения. Единственный свидетель его спонтанного откровения оказался ужасно и убийственно чужим. Старуха уходила и сливалась со снегом.

«Я снова обманулся, – вновь обратился в тревожные думы юноша. – Опять неудача. Вторая за вечер. Выходит, я несчастный человек. Мудрые, впрочем, учили не унывать и не отчаиваться. Только вера в победу зиждет энергию, которая верно и неуклонно ведет к желанному счастью. Не беда, что моя далекая и еще не познанная подруга не явилась. Не беда, что старуха не оказалась Костлявой. Почему бабулька и тьма-тьмущая подобных ей уверились, что так и надо так и должно быть: запрячься и тянуть вечную лямку обывательских забот и тягот?.. Она несчастнее меня. Да-да! Хотя бы тем, что, надрываясь, тащит картошку. Ей бы помог кто… Точно, следует немедленно ей помочь. Ура! Я бескорыстно помогу беспомощной слабой старушке и тем самым оправдаю сегодняшний день. Ибо день, прожитый во имя высшей идеи делать добро, благо, сделать хоть шаг в познании и утверждении нового – есть первейшее условие моей душевной успокоенности, есть маленький кирпичик моего личного счастья. Счастья, когда целиком отдаешь себя, свое. Я хочу отдавать, не жалея. Итак, решено: старушка слаба и беспомощна, не встреть меня – ее бы точно занесло снегом… беспощадным холодным снегом. Но я подоспел вовремя: я помогу несчастной болезной бабушке, чем спасу и свой день, насытив его и облагородив добрым делом. Какая удача! Каждое мгновение посвящать утверждению добра и справедливости. Наставления типа «падающего – толкни… пусть гибнут слабые и уродливые» не должны стать первыми заповедями нового человеколюбия».

Юноша догнал старушку и участливым, потеплевшим голосом сказал:

– Бабушка, давай я тебе помогу, устала ты, да и метель разворачивается, и мороз крепчает.

Он взял из рук старушки веревку, за которую она тянула санки. Старушка искоса пугливо посмотрела на нежданного помощника, который, между тем, мягко ее отстранил и потянул санки.

– Ого! Тяжеловатенько! Ты не бойся, я тебе помогаю просто так, по доброте сердечной… Где живешь?

– Недалече, сынок, – подобрела и бабуля. – Прямо до кольца, потом налево в первую улочку, второй дом.

– Вот и прекрасно, нам почти по пути, идем же.

Визгливо хрустел уминаемый ногами и полозьями санок снег. Метель стихала, ветер становился порывистым и слабел с каждым новым порывом. Некоторое время они шли молча, ровно шли поодиночке. Юноша рассеянно спросил: