Валерий Кузьмин - Лёгкость этой стрекозы

Другие нынче времена,
Разводят грамотно и чётко,
И если нет на них суда,
Под суд идут так неохотно.

Но не боятся, что им суд,
Трояк впаяют, разве дело?
Украли лет на пятьдесят,
Смеются в лица очень смело.

Поймут обиженный народ,
Когда к височку ствол уткнётся,
И искажённый страхом рот,
Промолвит: «Грешен, вор, зачтётся…

Да, разводил… да, воровал,
Лохов доил, ведь их так много,
Но всё вперёд не просчитал,
Пора замаливать пред богом».

И на коленях, и ползком,
К терпилам, лишь прося прощенье,
А я, каким я был лохом!
Давал им бабки в заблуждении.

Не стоит их предсмертный вой,
Лишённых сна и тех всех денег,
Их поведёт на суд конвой,
Там примут правильно решенье.

Я бы звёзд бы набрал бы с небес,
Жаль сложить не хватает карманов,
И из тыщи прекрасных невест,
Всё отдал бы одной, не скрывая.

Пусть она, как звезда на звезде,
Засверкала в моём небосводе,
До сих пор называю женой,
Ту звезду, что поймал на восходе.

А мне обещанный минет
На свадьбу, только снился,
Но к девяносто двум годам
Вдруг взял и проявился.

Наверно, лучше, чем тогда,
Сравнить уж не сумею,
Но рот беззубый – это да,
От счастья только млею…

Может, душу согреть успеваем,
Лучом солнца иль моря глотком,
И наивность в себе сохраняем,
Этим только спокойно живём.

Если в старости совесть загложет,
За всю горечь, мы все ведь грешны,
Мы замолим пред Богом поступки,
Все грехи нам, Господь, отпусти.

Да, смеются наши дети,
Что дедЫ сошли с ума,
Дети нынче на планшете,
Мы с бумагой «на ура».

Мне милей простая ручка,
Что чирикает тетрадь.
Посмотрела криво внучка,
И пошла тихонько спать.

Маме в ушко нашептала,
Что дедок сошёл с ума,
Он, наверно, не учился,
И не знает ни черта.

Видно, к старости взбесился,
Сквозь очки в тетрадь писать,
А на утро отключился,
Надо ночью крепко спать.

Молодое поколенье,
Где ж за вами нам успеть,
Мы в тетрадь стихотворенье,
Вы в айфон, чтоб не потеть.

Мне немножко всё ж тревожно,
Что же будет после нас?
Вы случайно нас сотрёте,
Пальцем ткнув, глаз не продрав.

Тишина, лишь камышик встречает,
Первый лучик, кружок с поплавка…
Видно, озеро мне отвечает,
Что не мёртвая это вода.

Жизнь не замерла, только уснула,
Под блестящим щитом глубины,
А надежда уже промелькнула,
Кто-то клюнет из той темноты.

Разобьет резко тишь серебристым,
И, быть может, огромным хвостом,
Мы же с ним были очень так близко,
Одиночки, опять не вдвоём.

Тишина, лишь камышик встречает,
Первый лучик, поплав утонул,
Видно, клёв на меня наступает,
Я к утру беспробудно уснул…

Что кудахчем, не зная зачем,
Разобраться не может никто,
Заплутали в никчёмности тем,
И положим на всё тем концом.

Если мы уж не знаем в кого,
Вам вообще не понять никогда,
Лучше спите, не трогайте, всем
Будет лучше, пока мы живём.

Бедный Запад и тёмный Восток,
Середину забыли совсем,
Мы вас долбим, пока в пятачок,
Если встанем, хана, нет уж тем.

Всё сотрётся, где всех вас искать,
Где Европа и где США,
Только эхо разносит опять,
«Булава, булава, булава!»

Мне сегодня два годочка,
Я сыночек, а не дочка,
Я конечно всех люблю,
Если даже я в углу.

Это редко, но бывает,
Как Артём нахулиганит,
Но сегодня мне ведь два,
Торт вкуснейший для меня.

Папа, мама, я хороший,
И когда я подрасту,
Буду я на вас похожий,
Я вас искренно люблю.

Ты не знаешь, что в моих штанишках,
Жадно смотришь и чего-то ждёшь,
Может ты воспитана на книжках,
Но всё тело бьёт уж крупно дрожь.

Блеск в глазах, моё в них отражение,
Затекла томительно рука,
В тех штанишках, есть одно веселье,
Лишь бы не болела голова.