Виктор Тейдев - Невеселые заметки. Каждую минуту

Сделал ли я ошибку, оставив ее там? Не знаю. И на этот вопрос вряд ли отвечу. Просто я почувствовал, что больше она во мне не нуждается, хотя, возможно, и любит до сих пор. Кто знает? Но все, что у нас с ней было, останется навсегда со мной, и я не жалею о прошедшем. В конце концов, все можно понять.

– Ну-с, голубчик, как себя чувствуем?

Доктор внезапно открыл дверь в палату и быстрым шагом вошел (нет, ворвался) в нее. Его манера так (по-старому) говорить бесила меня, но я не подавал вида, чтобы не выглядеть еще более раздражительным, а может быть, по его мнению, еще более враждебным.

– Спасибо, доктор, хорошо! – ответил я слегка рассеяно из-за резко прерванной моей мысли.

– Грустные мысли не посещают? – продолжил он и посмотрел на меня через стекла своих очков. Едва заметная улыбка скользнула на его губах под аккуратно подстриженными усиками.

– Нет. Ничего такого, доктор!

Мое сознание медленно стало возвращаться в реальный мир. Наверное, в этот момент я выглядел глупо или наивно, так как всем своим выражением лица я показывал рассеянность и по-детски растерянный вид. Примерно такой же, как когда ребенку на Новый год родители дарят велосипед, а не собаку, о которой он просил в течение полугода и с нетерпением ожидал наступления волшебного праздника.

– Сегодня гораздо лучше! – продолжил я и даже улыбнулся. Но улыбка получилась такая же растерянная, как и все мое лицо. Интересно, о чем в этот момент подумал доктор?

– Голубчик! Надеюсь, вы продолжаете принимать лекарства? И не выкидываете их в окно, как делают это ваши безответственные соседи по палате.

Когда доктор произносил эту фразу, он особо выделил ВЫ и ВАШИ таким твердым, но вкрадчивым голосом, что я побоялся бы ему соврать. Но так как мы довольно долго общаемся, я привык к этому и спокойно и уверенно сказал:

– Да, доктор, пока не прекращаю принимать, но если что, я вас об этом уведомлю!

– Я смотрю вы пытаетесь шутить, – сказал доктор. – Это первый шаг на пути к вашему выздоровлению.

Он подошел ко мне, слегка наклонился и взял меня за запястье. С минуту он так и простоял в задумчивой позе, меряя мой пульс.

– Ну что, прекрасно, голубчик! Я к вам зайду завтра, и мы еще пообщаемся.

Доктор отпустил мою руку и, посмотрев на меня теперь уже из-под своих очков, развернулся и вышел из палаты.

Проводив его взглядом, я выдохнул, как только захлопнулась дверь.

Как стало прохладно! Надо будет закрыть окно, иначе дождь зальет мою кровать. Его серая стена похожа на полотно. Чистое-чистое, но поцарапанное невидимым художником. Наверно там внизу бегут веселые ручейки, но мне лень вставать, чтобы посмотреть на них и услышать их дружное пение. Сейчас ручейки живут и весело журчат по асфальту, который покрыт множеством трещин. Завтра, если встанет солнце, они умрут. И они будут знать вместе с избранными, что творится там… за гранью. Как настойчиво врываются раскаты грома в раскрытое окно. Я зажмурился от яркой вспышки молнии и подумал, что не самую короткую жизнь я провел на этом шарике.

Вот она грань между жизнью и смертью. Молния рождается и сразу же умирает, уступая место своей сестре, которая, в свою очередь, тоже погибает для других. Также и мы должны умирать в свое время для того, чтобы жили другие. Чтобы они тоже попробовали, что такое ЖИЗНЬ.

Мы плачем – потом смеемся,

Мы ссоримся – потом миримся,

Мы ненавидим – влюбляемся…

Я это слышал еще там, по ту сторону стены. Если было бы так просто жить… Не возникало бы никаких проблем. Я не хочу так жить. Система слишком проста, а человек не создан для этого. Ему нужно больше и сложнее, он идет на самоуничтожение. И нельзя ничего сделать. Человек дойдет до конца.

Помню, как впервые дни доктор, чтобы меня изучить и понять, задавал разные вопросы. Тогда он спросил меня: «Что такое Ненависть?» Я ему наплел что-то несуразное для того, чтобы он от меня отстал.

Но, ненависть – это единственная характеристика человека. Только она может возвратить ему истинное лицо. Все остальное мишура, ненастоящее. Все ходят под масками, делая себя проще и, как им кажется, лучше. Но они ошибаются. В маске вечно не проходишь. И перед Смертью мы предстаем с нашими настоящими лицами.

Как-то на днях, я подслушал разговор в коридоре между двумя медсестрами. Они говорили вполголоса, но их оживленная болтовня все равно разливалась по коридору, проникая в каждую замочную скважину, и густой суетливой массой вплывала сквозь щели дверей палат.