Он махнул рукой в сторону соседних столиков. Гримаса Сергея Николаевича приобрела презрительный вид, и он добавил.
– Без этой всякой политики и рутинной бытовухи? Тем более я смотрю графин у вас уже пуст?
Он посмотрел на меня вопросительным взглядом, в котором читался небольшой проблеск на надежду положительного ответа.
Мне некуда было пойти в этот вечер. Единственный мой друг уехал по семейным делам из города, и перспектива провести конец этого вечера одному не очень-то радовала. К тому же намёк на халявную выпивку мне не дал шанса на отказ.
– Я никуда не спешу и могу вам составить компанию, – сказал я сдержанным и деловитым голосом, стараясь как можно незаметнее скрыть свою радость о предстоящей халяве.
– Отлично! – воскликнул радостно мой собеседник.
Но сразу же, прикрыв рукой свой рот, виновато или опасливо посмотрел по сторонам. Понимая, что он слишком громко сказал и этим мог помешать сидевшим за соседним столиком посетителям.
Официантка принесла графин с водкой, салат «Оливье», а также скудную сырную нарезку, размазанную по большой тарелке.
Сергей Николаевич разлил водку по нашим рюмкам и подвинул сырную нарезку поближе ко мне.
В баре очень громко играла музыка и, чтобы друг друга хоть как-то слышать, мы оба придвинули наши стулья поближе. Было жутко неудобно сидеть, но только в таком положении мы хоть как-то могли слышать друг друга.
Сначала разговор с Сергеем Николаевичем шёл на ознакомительные темы. Он рассказал немного о себе. Что сейчас не работает, так как его сократили, и он не может найти себе новую работу. У него нет детей и он не женат, что в нынешней ситуации это даже на руку, так как на себя то денег не хватает.
Я сказал ему, что ещё учусь, о том, что вот-вот вылечу из университета я естественно умолчал. Что так же с подработкой тяжело, и денег практически нет. Все что дают родители едва ли хватает на жизнь и о съёме квартиры или комнаты можно только мечтать. Так что живу у родителей со всеми вытекающими неприятными из этого последствиями. Сергей Николаевич меня спросил, почему. И я ему рассказал, что живу с матерью и отчимом, который естественно любит меня по-своему.
Сергей Николаевич внимательно меня слушал, но все равно у меня возникало ощущение, что он выдерживает какую-то паузу или ловит момент. Чтобы сказать мне то что, наверное, ему очень хотелось. И вот когда большая часть графина была выпита, а я уже подумал, что так и не получу обещанный рассказ, впрочем, я и не сильно расстроился, так как основное я уже получил на грудь, Сергей Николаевич придвинулся ко мне ещё ближе и произнёс.
– А вот теперь, Миша, мой обещанный рассказ.
Глаза Сергея Николаевича сощурились и придали его лицу хитрый и даже какой-то заговорщический вид. Он посмотрел по сторонам и, убедившись, что за соседними столиками люди увлечены чем угодно, только не его персоной, приступил к рассказу.
2
– Шёл 1942 год. Наш батальон после поддержки авиации пошел в атаку на окопавшихся на высотке немцев. Треск немецкого пулемёта, который изначально терзал наши уши, как только забрезжил рассвет, вдруг потонул в оглушительном и отчаянном крике «Ура!» Впереди с поднятым вверх «ТТ» 4 4 Первый армейский самозарядный пистоле СССР, разработанный в 1930 году советским конструктором Федором Васильевичем Токаревым. (прим. автора)
бежал командир, но в первую же минуту он был убит пулеметной очередью. Пробегая мимо него видно было как кровь била из простреленной шеи. Ты думаешь было тогда страшно? Неееет. Было такое чувство, что все, что вокруг происходило, было не со мной. Даже не было страха от того, что следующим, кто упадёт на землю, буду я сам. Мозг был запрограммирован только на достижение определённой точки впереди и беспорядочной стрельбе из своего оружия в том же направлении. В таком состоянии мы добежали до укрепления немцев. Спрыгнув в окоп, пробираясь сквозь трупы своих и немцев, я добежал вдоль окопа до блиндажа. Стрельба и крики были позади меня, и рядом со мной не было ни наших, ни немцев. Чуть отдышавшись, я стал рассматривать блиндаж в надежде найти сейф, в котором могла храниться полезная для нас информация. Ранее в блиндаж попала одна из авиационных бомб, поэтому от него практически ничего не осталось кроме груды земли и брёвен. Разгребая в углу блиндажа доски и бревна, я увидел под ними немецкого офицера. Я сразу направил на него трёхлинейку. Но увидел, что одна рука у него сломана завалившими его брёвнами. Сам он был еле жив и истекал кровью. Я опустил ружьё. У него еле-еле шевелились губы, и я наклонился над ним и попытался расслышать его слова. Но он говорил так тихо, что мне пришлось практически поднести своё ухо к его губам. Сквозь беспрерывный кашель офицера я услышал.
Читать дальше