Алексей Иорданский - Сторно

– Расскажи мне про себя, – прервала царившую вокруг них обитель тишины Анка. Доевшая свой фисташковый рожок. Кацпер с удивлённым лицом посмотрел на неё, убирая с её лица прядь густых чёрных волос, аккуратно забирая их за ухо.

– Что, что ты хочешь услышать… – смутился он. Прикрывая свою растерянность милой улыбкой, которая образовалась на его чисто выбритом утром лице.

– Такие вечера устраивают перед долгим расставанием, – обратилась к нему Анка. Глядя в его бездонные как океан голубые глаза. – Я знаю, что наша встреча подходит к своему завершению. И мы понятия не имеем, когда встретимся вновь и встретимся ли вообще. И это не страшно. Я хочу сохранить в своём сердце воспоминания не только о наших страстных ночах, но и о человеке, с которым я их проводила. Получая лучшее наслаждение в своей жизни.

– Ну хорошо, – согласился Кацпер. Он подвёл Анку к ближайшей скамейке, которая находилась под ветвями могучей ивы. Которая, казалось, росла тут ещё до возведения парка, да и самого города. Напротив находился маленький пруд, по берегам которого росли редкие посадки рогоса. Посередине пруда плескалась семья уток, во главе которой была мать. Пристально следя за своими утятами, которые плавали в разных сторонах от неё. Заметив приближающихся людей, мать-утка издала протяжной кряк. И сию же секунду все её птенцы, которые до этого занимались каждый своим делом, тут же оказались подле неё. Забыв обо всех своих играх. Когда Кацпер и Анка заняли лавочку возле пруда. Стая уток уверенными и быстрыми движениями своих лапок направилась в одни из зарослей рогоза, что были на противоположной стороне пруда, и пока что скрылась внутри них.

– Я не знаю, что именно ты хочешь обо мне узнать, – растерянно начал Кацпер. – Мы знакомы с детства, учились в одной школе. Потеряли девственность друг с другом у того фонтана… Помнишь…

Анка прервала атаку паники у Кацпера своим нежным поцелуем в губы. Тот ответил взаимностью. Сделал глубокий выдох, достал из кармана пачку сигарет. Положил её рядом с собой. Потом достал из кармана брюк небольшую фляжку. Открыл её и глотнул из неё два раза. После чего достал сигарету и закурил…

– Мой отец был для меня всем. Я его обожал. Души в нём не чаял. Для кого-то он был просто торговец из лавки. Для меня же он был кумиром, моим идеалом. Он всегда мечтал о сыне. И не уставал мне об этом напоминать всякий раз, когда учил меня своему мастерству столяра. В нашей с ним лавке. Его звали Войцех, всю жизнь он посвятил себя одному делу. Он был столяром. И превзошёл в своём мастерстве всех. К нам в лавку поступали заказы со всей страны. На изготовление предметов быта и интерьера. Он умел видеть красоту. И передавать её через своё мастерство. У моего отца были золотые руки. Из обычного куска дерева он мог сотворить поистине чудесное изделие. На своего отца я похож лишь тем, что у меня тоже золотые руки и что я тоже превзошёл всех в своём мастерстве, но не в столярном деле, а в воровстве.

Кацпер усмехнулся, докуривая сигарету. Перевёл взгляд на сидящую рядом Анку. Она слушала его с заворожённым видом. Оперевшись рукой на лавку, она подпёрла ей голову. Заняв удобную позу. Замерев в ней, как восковая фигура, слушала Кацпера и была готова стать частью его истории. Он сделал ещё пару глотков из своей фляжки, после чего предложил Анке. Та оказалась, она молча достала две сигареты из пачки, которая лежала между ними, и, прикурив обе, протянула одну Кацперу. Тот беспрекословно взял, затянулся и продолжил…

– Каждые выходные мы проводили с ним вместе. Ходили в леса за ягодами и грибами. Да, он был сведущ и в тех делах, знал все названия деревьев, грибов и ягод. Показывал мне, как ориентироваться в лесу, если заблудишься. Строить убежище из подручных материалов на случай ночёвки или если пойдёт дождь. Зимой мы катались с ним с горок и строили снежные пещеры. Пару раз даже ночевали в такой. Было весьма интересно, хоть и страшно. Но страха рядом с отцом я не помню. Настоящего страха. Он был для меня героем, моим защитником. Ещё выше меня ростом и сильнее, чем я сейчас. Он постоянно занимался спортом и приучал меня тоже, с ним это было весело и непринуждённо. Турники во дворе, бег, гантели. Казались увлекательной игрой, а не тяжким бременем, когда он был рядом. Он умел всё преподнести как-то по-другому, как-то по-доброму. Чтобы к этому можно было привыкнуть и использовать в своей жизни.

– Так он воспитывал меня до четырнадцати лет. А потом этот случай. Авария на дороге. Его сбила машина, и он умер. Я даже не успел с ним попрощаться, всё произошло так быстро и непонятно. Мать долго горевала. Она не могла поверить в случившееся. Ей казалось, что такого человека, как мой отец, все беды и напасти обходили стороной. За всю свою жизнь он ни разу не болел. Не кашлял, и у него не прихватывало спину. Мать и я чувствовали себя с ним как за каменной стеной. Но увы, наш мир порушился в одночасье. Мы оказались на пороге суровой реальности. Сбережения отца быстро закончились. Деньги, которые он откладывал на постройку нового дома, на моё обучение, пришлось потратить на еду и оплату налогов. Моя мать Лена, сколько я её помню. Была не очень умелой хозяйкой. Она не очень вкусно готовила, постоянно забывала посолить суп или делала очень перчёное жаркое. Дела по хозяйству у неё тоже шли из рук вон плохо. В квартире всегда было довольно грязно, неубрано. Но несмотря на все свои промахи в готовке и недочёты по хозяйству, она была очень доброй женщиной. Очень красивой и ласковой. Войцех любил её больше жизни, любил настолько сильно, что не замечал всего вокруг. Её ужасно невкусную порой стряпню. Или слои скопившейся пыли на мебели. Которую она не могла протереть. Постоянный беспорядок в доме. Всё это было от него скрыто под её красотой и любовью к нему. Теперь я понимаю, что моя мать была той женщиной, которой нужен был мужчина. Мужчина для всего: чтобы заботиться о ней, защищал её, любил её. Сама же она, видимо, была не приспособлена к самостоятельной жизни. Что доказало её неспособность позаботиться о нас после смерти отца. Она быстро потратила все накопления. Неумело обращаясь с деньгами. Когда мы остались без гроша, пришлось продать и лавку отца. Я даже был не против этого, так как без него лавка потеряла в своей необходимости всякий смысл, люди приходили к отцу по заказам, а без него… Не стало и мастера своего дела. Я был ещё слишком мал и неопытен для работы в мастерской. Да что там говорить, у меня даже не было и половины талантов, которыми обладал мой отец. Так мы распрощались ещё с одним прекрасным в нашей жизни. После продажи магазина. У меня не стало своего места. Куда бы я мог приходить, сбегать ото всех бед и напастей. Там, в мастерской отца, под одним из столов, я втайне ото всех, даже от него, сделал свой домик. Своё укромное место, где мог быть совершенно один. Играть в вырезанные отцом для меня фигурки из дерева в виде солдат и животных. О чём-то мечтать. Даже пару раз оставался там на ночь, втайне от родителей пробираясь в магазин и запирая себя изнутри.