Именно тогда Иван ощутил всю выгодность наличия денег в кармане. Он сделал открытие: не важно, как они туда попали, и, что может быть легче, чем их добыча, если тебя окружают подданные, да к тому же – не смышленые. Был введен налог, и родители малышей стали регулярно терять мелочь. Тогда в голову пришла следующая мысль: мало денег – мало сигарет, много денег – много сигарет, и вождь стал устанавливать размер взносов и срок их поступления. Иногда, кто-то не успевал украсть ко времени, и не был в состоянии пополнить казну. Такого нерадивого мальчика наказывали. Его раздевали, клали на пол и били ремнем. После того, как экзекуция заканчивалась, униженный, весь в слезах, ребенок вставал и под общее улюлюканье одевался в стороне.
Этот момент Иван ценил выше всего. Он чувствовал власть над жалким голым существом, он упивался ею, и ему хотелось, чтобы толпа, его окружающая видела и чувствовала эту власть. Для этого он мог приказать повторить всю процедуру наказания заново, но, пожалуй, лишь за тем, чтобы несчастный мальчик, не желая испытывать боль повторно, упал на колени и просил пощады. Тогда Иван мог заставить маленького, раздавленного человечка ползать по чердаку или целовать подошвы ботинок Ивана, а то и всех присутствующих. После чего великодушно прощал.
Зрелище чужой слабости позволяло чувствовать собственную силу, хотя сила эта была ни чем иным, как временным исчезновение страха, боязни оказаться в положении наказуемого приятеля.
Но все это закончилось. Чьи-то родители то ли заметили недостачу в кошельке, то ли следы побоев – неизвестно. Но был учинен допрос и сын выложил все, как на духу, чем значительно облегчил участь своих сверстников. А судьбой Ивана занялась школа и милиция.
Утренний свет, попадающий через окно третьего этажа в однокомнатную квартиру, мешал спать. Иван, не открывая глаз, отвернулся, но уткнулся носом во что-то мягкое и теплое. Это была Лиля, полногрудая девица, с которой он вчера полночи дегустировал шампанское. Сон прошел.
– Слышь, а где я тебя вчера подобрал? – на лбу Ивана появились морщины, он вспоминал.
– Ты был очень наглым, в баре, но щедрым, – промычала в подушку Лиля.
Иван приподнялся, облокотился, подставив кулак под голову.
– Что-то я не понял. Ты лежишь со мной в постели потому, что я наглый, или потому – что щедрый?
– Ложилась с наглецом, а, вставая, буду думать о том, какой он щедрый, – девушка открыла глаза, глупо улыбнулась, и протянула руки, желая обнять Ивана. Тот резко поменял позу, сел и опустил ноги на пол.
– Может, я и обещал с тобой спать, но вряд ли собирался с тобой просыпаться, – пробурчал он в нос, и брезгливо передернул плечами.
– Козел, – гневно бросила Лиля, и понесла свое голое тело в ванную комнату. – Я даже не кончила.
– А я, что, начинал, – не известно у кого спросил Иван. Он бросил беглый взгляд по комнате: деревянная двуспальная кровать, шкаф с треснувшим зеркалом, стул, на стуле джинсы, кажется не его, в углу дюжина пустых пивных бутылок, правее телевизор, стоит прямо на полу, на телевизоре, закрывая экран, брюки, уже его, остальная одежды была в беспорядке разбросана по всей квартире.
В тот самый миг, когда Иван потянулся за початой бутылкой шампанского, стоявшей в изголовье кровати, зазвонил телефон. От неожиданности он вздрогнул, звонок повторился.
– Возьми трубку, – крикнул Иван, обращаясь к своей гостье.
– Сам бери, – голос Лили не отличался доброжелательностью, и был сильно изменен торчащей во рту зубной щеткой.
– Вот сука, – Иван встал, не выпуская бутылку из руки. Зрелище было жалкое. Красотой он не блистал, а обнаженным мог сниматься в фильме ужасов. На болезненно худом теле острыми углами торчали колени и локти, на продавленной всяческими излишествами груди, как памятник дурным привычкам синела татуировка, содержание которой разобрать было не возможно, из-за складок желтой кожи. Сутулый, с пустыми стеклянными глазами он производил впечатления человека, утомленного жизнью, хотя прожил чуть больше четверти века.
– Ало.
– Привет, – голос в трубке принадлежал Дыне.
Они были знакомы с детства, вместе курили на чердаке, учились в одном классе затем в профтехучилище, вместе сидели в тюрьме. Кличку другу дал Иван. Однажды летом тот появился на улице совершенно лысым, родители решили, что так будет легче переносить жару.
– У тебя голова, как дыня, – вместо приветствия выдал Иван. С тех пор это слово стало вторым именем пацана.
Читать дальше