Чем не египетский Анубис – бог смерти и страж весов в царстве мёртвых. Вот он-то и закончил моё посвящение в тайну ордена света. Христо был хранителем музеев Ватикана. Но не тех, что доступны туристам со всего мира, а закрытых, о существовании которых никто не догадывается.
Ватиканский холм представляет собой многоуровневый лабиринт катакомб, на самом нижнем ярусе которого хранится всё то, что когда-то навсегда исчезло из этого мира: это и копье Лонгина; и Чаша Грааля; и портрет Христа кисти Евангелиста Луки, написанный прямо на столешнице стола, за которым проходила тайная вечеря; это верёвка, на которой повесился Иуда; Ковчег из Иерусалимского храма, вывезенный в Рим императором Титом; сгоревшие Сивиллины книги.
Всего перечислить невозможно, ведь за 1000 лет папы собрали все диковинны мира в одном месте. Но предметом моего изучения в катакомбах были исключительно картины и прах 12 величайших мастеров живописи, начиная с Джотто и заканчивая Пикассо. Все они когда-то состояли в ордене светы и были здесь, в подземельях Ватикана, захоронены.
Я должен был вступить с ними в контакт, используя навыки, полученные в ходе обучения у Хуана Карлоса, чтобы стать одним из них – художников света, несущих в мир красоту и гармонию, не доступную разумному объяснению, а потому губительную для Князя Тьмы, пробуждая в людях чувство прекрасного.
Предвижу вопрос, как я погружался в сон без волшебного напитка индейского шамана? Но для тех, кто учится искусству сна, напиток нужен только в самом начале.
Это как для ныряльщиков, когда их учат нырять: сначала в руки дают тяжелые камни и бросают в воду, благодаря которым они идут ко дну, а через пару погружений камни уже не нужны; тот, кто научился тонуть, научился и нырять.
Я нашел моих учителей-художников в тех мирах, что они изображали ещё при жизни: одни обитали в мире всеобщей любви; другие в мире гармонии; третьи в мире чистого солнечного света, резвясь в нем, словно дети во время купания.
Каждый из них поведал мне свой особый метод, с помощью которого они создавали свои картины. Единым для всех было то, что к своему искусству они относились как к магии, как к волшебству: каждая создаваемая ими картина была всегда визуальным заклинанием, глядя на которое, душа зрителя преображалась и очищалась от всего наносного.
Каждый художник создавал именно свою, особую красоту, ни на что раньше не похожую, и не пользовался уже существующей и открытый до него.
Искусство для моих предшественников было всегда процессом, программой действий, которую они воплощали в своих картинах: визуально-духовным актом творения реальности заново. Этому учили их тени из другого мира, меня, ничтожнейшего из людей.
Общение с миром мертвых было делом невероятно опасным, но я об этом и не подозревал. Хуан Карлос благоразумно не предупредил, что я мог застрять в загробном мире навсегда: человек, который рискует, не должен знать, что он рискует, иначе он точно провалится. Это как художественная гимнастика.
Ею занимаются с детства только лишь потому, что дети просто не понимаю, чем грозит одно неловкое движение на бревне или неудачное падение с брусьев.
Они исполняют умопомрачительные трюки, сосредоточившись исключительно на точности своих движений и наслаждаются свободой владения своим телом; не задаются вопросом, что будет с ними, если что-то пойдёт не так. А тренеры детям благоразумно не говорят о том, что их ждет в случае неудачи.
В таком деле, как игра со смертью, успех сопутствует тебе до первой неудачи. Общаясь с одним из умерших мастеров, я столкнулся с иными, которые попытались забрать меня с собой. И это было страшно.
– Иные? Это как?
– Я использую это слово, потому-что они не похожи ни на что живое, что наполняет наш мир, при всей фантастичности и изменчивости форм, которые это самое живое принимает.
От живого иные отличаются тем, что не испытываю никаких чувств, ничего вовне не излучают. Предвижу вопрос: что это за излучение? Поясню – всё живое словно сочится светом и прямо-таки звенит от восторга и счастья, излучая во вне тепло. А иные это тепло поглощают.
Ты словно завороженный отдаёшь им всего себя и тебе это нравится. Честное слово, потому-что ты чувствуешь их зависимость от тебя. А потом они предлагают пойти с ними в их обездоленный мир, чтобы весь этот мир, откуда они родом, мог стать зависимым лишат тебя одного.
Читать дальше