Надежда Жандр - Вера

Я всегда ищу необычных впечатлений. Например, я часто вспоминаю, как мы ходили в церковь с бабушкой Зиной. Там она будто вытягивалась в струну и молча пела. Её высокий величественный голос был слышен в каждом закоулке. Зажигались свечи, окна горели закатным огнём, а купол с сусальными золотыми звёздами всё увеличивался, и пространство расширялось до неведомых горизонтов. В тот вечер бабушка расспрашивала меня о том, не хочу ли я поучиться пению или, может быть, меня больше интересует поэзия? И я смотрела на неё не понимая, хотя первые детские стишки писала вместе с ней, но можно ли серьёзно к этому относиться?

А бабушка Зина ко всему относилась серьёзно. Она не была улыбчивой и, по словам Анимаисы, с самого детства никому не доверяла, потому что её расстреливали во время Гражданской войны. Тогда она упала без сознания, вся в крови, и белогвардейцы решили, что она мертва. Пуля пробила только ладонь левой руки, и бабушка часто смотрела на оставшийся шрам и разглаживала его. А я, помнится, спрашивала: “Бабуль, а что это за звёздочка такая на ладошке?” Но она не отвечала. Когда я пыталась обнять её, она каждый раз говорила: “Ну хватит, хватит”, будто боялась нарушить своё внутреннее равновесие, податься на эмоции. Её и без того тонкие губы были сжаты, она находилась в состоянии постоянной мобилизации, праздность была не для неё. Свою любовь к семье бабушка выражала через неутомимый труд, служение: обед готов, в доме чистота и запах свежего белья, проглаженного чугунным утюгом.

Она была строгой и требовательной, а голос никогда не повышала, на окружение действовала её самодисциплина. Однако иногда бабушка Зина позволяла себе немного расслабиться. Приходили гости, она брала в руки гитару и начинала тихонько напевать. Тут спохватывалась сестра Анимаиса: вспыхнув, она летела в свою комнату за второй гитарой. Проснувшаяся душа ирокеза уже знала, что сейчас будет, птичьи глаза плавили пространство.

Верочка садилась близко-близко к бабушке, но ей всё равно казалось, будто невероятный по красоте голос исходит откуда-то сверху и обволакивает всех, как облако, пронизанное солнечными лучами. Она чувствовала сияние. И каждый раз это было, как сотворение рая: всё возникало сразу, из ниоткуда, сперва раскрывались цветы в утренней росе, просыпались птицы, волна нежности накатывала и разливалась по небу. Начинался восход, похожий на радужный сплав витражных стёкол, увиденных ею когда-то во время урока музыки, открывался портал неделимости звука и света, излучающий тепло, порождающий новую жизнь.

Но Зина так и не стала певицей, не поехала учиться пению к Неждановой, хотя и приглашали. Более того, она никогда об этом не сожалела, потому что для неё существовал в жизни один ориентир с самого детства: дорогой Серёженька. Когда они повзрослели, ему нужно было на время уехать в другой город, и она объявила отцу, что скоро свадьба. Зина не спрашивала разрешения, не просила благословения – она констатировала факт. Отец «осердился»: «За кого замуж пойдёшь? За скудента?!» – так он саркастически обозвал будущего зятя, мол, ни полушки за душой, а семью хочет построить. Однако, познакомившись с Сергеем поближе, тесть уже души в нём не чаял. Сергей относился к той редкой породе людей, которые вызывают не только уважение, но и всеобщую любовь. Дружелюбие, симпатия, умение видеть в людях хорошее, лучшее, умение восхищаться, поддерживать – это всё он.

А Верочка часто находила мелкие камешки у деда в кармане: он любил кидать их в воду. Подойдёт к водоёму и кинет один далеко-далеко. Круги расходятся, дедушка улыбается, долго смотрит на волны, будто задумал что-то и теперь доволен. Так же, одним словом, он мог примирить спорящих, утешить, согреть. Бросит словцо – и разбегаются волны добра. Вера ощущала в нём присутствие Бога. И не она одна.

«Дед выходил во двор и кричал соседям нашего большого шестиэтажного дома: “Эй! Кому ягоды нужны? Собирайтесь! Завтра едем в сад!” У него за городом был садовый участок, и он никогда не называл его дачей. Там стоял маленький домик цвета малахита, а вокруг всё росло, поднималось как на дрожжах, множилось, шелестело, цвело и благоухало. Казалось, он просто мог воткнуть в землю палку. А домик построил сам. На все руки мастер, о сооружениях и коммуникациях, мостах и дорогах он очень много знал, имея за плечами четыре техникума и два института. Однако возводить дворец в Крыму для Великого кормчего отказался, объяснив это климатическими условиями, которые ему, жителю Урала, якобы не подходят. И, что примечательно, дед от этого никак не пострадал, не впал в немилость. Также, как и в случае с одним из островов архипелага ГУЛАГ, который он посетил однажды и уехал оттуда живым и здоровым. Или просто ушёл по воде.