София Осман - Слива любви

Вы получили мое признание и теперь отправите меня на костер. Вы должны знать его слова и то, что вскоре коснется каждого из вас.

«Тому, кто замахнется на дочь мою, возденет на нее руку или кинет проклятие в спину, – воздастся за подлость. Лишится он своей главной ценности – знака человеческого, сути хозяина. Сделается похожим на мать свою и жену. Нападет на него немощь – бесчувствие паха. Ласки тому покажутся противнее склизкой жабы, а чресла пропадут. Не дотянется он до утробы и не оставит в ней следа своего, а затем и силы у него иссякнут, как и всякая надежда на перемены».

Сказав это, Анаис победно запрокинула голову, оголив израненную шею.

– Заткнуть рот мерзавке, – закричал старший судья, – увести её! Суд удаляется для вынесения приговора!

Сквозняк заполнил камеру запахом ладана и жженого свечного сала. Было слышно, как за дверью лязгают тяжелые ключи и царапают стены засовы.

– Бесконечная ночь, – вздохнула ведьма. – Быстрее бы утро. Священник уже подбирается… в прошлый раз бился-бился, бедолага.

«Покайся, дочь моя, – пробасила Анаис, – услышав раскаяние, смилостивится Господь, простит прегрешения твои.

Омой ноги Его слезами и оботри своими волосами. Всех Господь примет, любому даст утешенье. Поклонись великому отроку Божьему – обретешь тихую любовь и радость…» – «Что надо-то, падре? Мне бы понять, что вы от меня ждете… У вас сплошные фигуры да образы – никакой ясности.» —

«Покайся, сознайся в содеянном, да попроси у Бога милости и великодушия.» —

«А потом-то что?» —

«Отворит Господь райские ворота для вечного жития!»

Бедняга пересказывал мне Святое Писание. Трактовал Божье слово на трех языках. Старательный! Очень меня поразил. Никогда еще я не встречала таких неугомонных служителей. Все ко мне свысока, с недоверием, а этот… как будто с душой. Надо бы рассказать отцу, что и у Бога есть хорошие ученики.

Анаис перевернулась на спину, натянула на ноги юбку и, подложив под голову руки, продолжила бубнить:

– Мда, вечное житие в раю… Не представляю, чем там заниматься? Играть на арфе? Штопать ангельские крылья? Варить райские яблоки в чане с розовыми облачками и золотым дождиком? Ну только, пожалуй, что так, – хмыкнула Анаис. – Может, повесить объявление? – женщина улыбнулась. – Напишу-ка я: «Дочь Сатаны не кается». Эй, крысиная толпа, а ну-ка свиток и перо!

Повеселев, пленница приподнялась на локтях, присматриваясь к еле подрагивающему сену.

– Вообще-то, папá запретил на него рассчитывать. Велел его именем не прикрываться и не упоминать его пророчество… Даааа, погорячилась я, и что меня разобрало? Поплакала бы, как раньше, поумоляла – глядишь, еще б пожалели, а я вон что… пустилась в демагогию. А если папá узнает? – Анаис резко села. – Да от кого он узнает? Не узнает! Ему не до меня, у него забот до самого неба, – отмахнулась женщина. – А если узнает? – она испуганно закрыла руками лицо. – Ох, несдобровать мне… если уж он карает, то…

Девичьи плечи дрогнули. Анаис начала всхлипывать.

Дверь камеры распахнулась, впуская невысокого сгорбленного старика самого дряхлого, невыразительного вида.

– Анаис, в это последнее утро пришел я по велению Господа Бога выслушать тебя, – заговорил он, поднимая над головой крест.

– Падре, – дрожа, сказала Анаис, – как я дьявола боюсь, слов не подобрать…

– Верно, дочь моя… ты на пути к Богу!

– Правда? – удивленно воскликнула дьявольская дочь. – И быстро я доберусь?

– Доберешься, если покаешься, – строго сказал священник и раскрыл принесенный с собой фолиант. – Назвавшаяся Анаис, готова ли ты исповедаться святому отцу Стефану перед смертью? Сознайся, Анаис, и Господь примет тебя без огненных страданий.

– Ох, падре, это меня заботит меньше всего, – призналась Анаис. – Ну да ладно, и в самом деле, не с Вами же мне обсуждать, как выпросить у отца прощение. Приходите завтра, а?

Падре нахмурился.

– Я на суде шутила, святой отец… Ну какая из меня дочь Сатаны? Сатана бы такую стыдился. Да и не ведьма я. Я несчастная влюбленная девушка.

Священник еле заметно пожал плечами и, придерживая сутану, опасаясь коснуться пленницы, открыл книгу и скороговоркой зашептал молитву.

– Утомительно это – собственная казнь, – пробормотала ведьма и легла обратно на пол.

Едва за священником захлопнулась дверь, Анаис недовольно заворчала:

– Все только и твердят о Маро, все ему сочувствуют. А он лгун и ветрогон. «Милая Анаис, мне посоветовали Вас как отменную знахарку, спасите меня, я попал в беду. Не сплю третью неделю. Маюсь все ночи. Едва забываюсь, как сразу просыпаюсь от любого шороха. Мне кажется, я обезумел. Еще немного, и мой рассудок совсем откажется повиноваться. Прошу Вас… умоляю… Я слышал о чудесных каплях. Говорят, после них спишь как младенец – спокойно, ровнехонько. А наутро такое чувство, что заново родился».