Тянуть нараспев слова древней молитвы, не раскрывая рта, было просто и приятно. Однако дело, лежавшее перед майором, смазало последние слова молитвы, окончательно испортив и настроение, и душевное спокойствие, которое дарила молитва. «Успокойся, Яша. В свои пятьдесят ты не идиот. Просто все неудачно сложилось».
Надо было подготовиться к встрече. Хотя какая тут встреча – в без того грустных глазах Якова Моисеевича, добавилось еще с полтонны еврейской печали. Полчаса пролетели быстро и незаметно.
Ровно в назначенное время дверь в кабинет открылась, и в него вошел заявитель. В меру стройный, в меру седой, далеко не старик. «Такие всегда бабам нравятся», – почти с завистью подумал майор. Посетитель сел на стул и уставился на Якова Моисеевича. Бернштейн, в свою очередь, опустил глаза на злосчастную папку и с полминуты смотрел на нее. Потом, не поднимая глаз спросил:
– Скажите, вы специально хотите меня доконать?
– В каком смысле?
– Вот материал вернули мне…
– Я, так понимаю, по моему заявлению.
– Вы очень верно понимаете.
– И что?
– Вы не хотите забрать его? Или написать отказ?
– Нет, такого желания нет и в помине.
– Но вы же понимаете, что я напишу отказ в возбуждении уголовного дела?
– Прекрасно понимаю. Равно как понимаю и то, что этот материал стоит на контроле в прокуратуре. Скажите, вам что, так нравится, когда вам прилетает по затылку от руководства? Вы хотите быть крайним в этом деле?
– Позвольте, вы о чем?
– Как о чем? О вас. Вот, допустим, что вы написали очередной отказ. При наличии вот этих документов. И что будет? Материал вы, несомненно, отправляете в прокуратуру на проверку. Ведь так?
– Да, все верно…
– И что вас ожидает при таком раскладе?
– Ну, как что? Очередная плюха из прокуратуры.
– И вам нравится такое садо-мазо?
– Вы на что намекаете?
– Ни на что! Просто, грешным делом, предположил, что вам доставляет удовольствие постоянное унижение и плюхи от начальства. Ведь помимо прокуратуры вас еще постарается отыметь и ваше начальство. Вот тут возникает вполне закономерный вопрос: а оно вам надо?
Яков Моисеевич, задумчиво почесал подбородок с суточной щетиной, прикинул и так, и этак, посмотрел на посетителя и задал вопрос:
– И шо вы мине хотите предложить? И за какие коврижки я тут буду растягивать мою радикулитную спину?
– Ничего противоестественного я вам предлагать не стану, – начал посетитель. – От вас потребуется всего лишь исполнить свой долг.
– Супружеский? – Внезапно ляпнул Яков Моисеевич.
– Ну, если вы, пардон за пошлость, любите, чтоб вас любимое начальство натягивало по всякому поводу, то тогда да.
– Ой. Простите, что-то не то сказал…
– Да, уж.. Каламбурчик вышел как у Ржевского, но хуже.
– А вы продолжайте, я слушаю.
– Долг надо выполнить служебный. По должности. Возбудить уголовное дело.
– Так! Стоп! – Наконец более твердым голосом сказал Яков Моисеевич. – И что? Я возбужу это дело из-за каких-то гребаных расписок? А тот факт, что в суде еще одно дело есть, это, по-вашему, не основание прикрыть эту лавочку?
– Отнюдь нет! Вы хоть читали иск по новому делу? Или опять со слов ответчицы?
– А вот тут попрошу не напоминать о моих промахах.
– И все же.
– Да, я читал.
– Значит, вы прочитали, что там требование о возврате денег. А не о признании факта мошенничества в особо крупном размере, да еще и группой лиц по предварительному сговору?
– Э-э-э, позвольте. Какой сговор?
– Между бывшими супругами, конечно.
– Где? – Старательно изображая возмущенную невинность, со сталью в голосе, сказал Яков Моисеевич.
– А вы откройте мое заявление, – и посетитель начал подробно излагать суть жалобы, которую Яков прочитал около получаса назад. Открывать не пришлось.
Мужик излагал все обстоятельства дела доходчиво, ясно. Можно было сказать, что он излагал их так вкусно, что будь это описание какой-то еды, то у бедного Якова потекли бы слюни, как у младенца, у которого режутся зубки. Терпила убеждал Якова сделать то, что было противоестественно для Бернштейна в сложившейся ситуации, неприемлемо по своей сути. Но терпила это делал как заправский дон Жуан, который обольщает очередную донну Анну. И надо признать, делал он это небезуспешно. Бедный Яков все больше и больше поддавался искушению выполнить просьбу этого обольстителя…В фигуральном смысле, он был готов отдаться этому соблазнителю невинных полицейских душ… «Яшенька!»– кричала полицейское ratio, его ментовское, ОБХССное alter ego,– «Держись, шлимазл ты этакий! Он бес – искуситель! Он тебя погубит!». Но этот голос плавно затихал под убаюкивающие сознание и разум речи обольстителя…
Читать дальше