Дина Почикаева - Новогодний блюз моих слез

Я безумно любила бабушкин пирог с черникой. А сладкий ароматный чай из листьев смородины, да еще закутавшись в теплый плед… Божественно. Покачиваясь, в ставшем за долгие годы моим лучшим лекарством, кресле качалке из белого дуба, с наслаждением слушала мамины рассказы о новых влюбленностях. Иногда я даже завидовала ее умению быть счастливой. Она с таким рвением искала источник, точнее источники женской радости, что я даже сбилась со счета. Бабуля уже привыкла к маминым выходкам. После тридцатого или сорокового маминого расставания бабуля махнула рукой и вместе со мной стала просто наблюдать. Иногда мама делилась с нами новым объектом любви, но через пару недель этот объект, стоило ему только открыть рот, отправлялся в дальнее плавание вместе со своими привычками и багажом требований. Доходило до того, что нам с бабулей приходилось уговаривать маму получше рассмотреть нового претендента на руку и сердце. Вот только наша Мэрлин, как мы любили шутливо называть маму, не готова была принять чьи-то требования, особенно если они поступали от мужчин.

– Знаешь, милая. Ни один мужчина не способен заставить женщину быть покорной. Это все выдумки писак, которые ненавидели женщин и стремились ограничить их права. Мы живем в эпоху, когда женщина наравне с мужчиной работает, может позволить себе самые дорогие машины и способна сама себя прокормить и отправить в путешествие. Это в средневековье нас считали никем. И я до сих пор не пойму, как женщины прошлого могли так все спускать с рук. Это просто не допустимо. – В таких размышлениях мамуля могла пребывать долгое время. ЕЕ кудряшки начинали шевелиться в такт ее мыслям, хаотично покачиваясь на милом лице. Глаза наполнялись искрой негодования, что придавало им особенную красоту. Я обожала маму. Она всегда вселяла в меня особенную уверенность и напрочь сметала все страхи об одиноком будущем.

– Ты никогда не будешь одна. Я тебя уверяю. Всему свое время. И забудь ты об этом проклятье. Это все враки. Вот когда появиться тот самый, а ты сама его сразу узнаешь, то там и Новый год и Восьмое марта, никто и ничто его не заставит тебя плакать, мое сокровище. – И мамуля бережно обняла мои исхудавшие плечи.

– Пойдем, угощу тебя новым бабушкиным шедевром – лазанья с курицей и ананасами. Пальчики оближешь.

Я пошагала в сторону кухни, как щенок на запах мяса.

Три часа перелета, безудержного смеха, напуганных глаз Веспуччи, и мы приземлились на одном из самый цветущих островов на Земле. Несмотря на то, что название Капри с греческого переводится как дикая свинья, свиней здесь в помине не водилось.

– А вы знаете, что согласно легенде об Одиссее, именно в этих краях проживали сирены, заманивающие своим пением моряков. А потом они… – Снега не успела закончить свою информационную справку

– Какие сирены, какой Одиссей? Где здесь самый лучший ресторан- наша Варвара была уверенна, что самый лучший отдых – это тот, что проходит исключительно за дегустацией местных блюд и, естественно, напитков.

– Ты что не читала произведение Гомера? – округлив свои голубые глаза, спросила Снега.

– Все что она читала – это кулинарные рецепты. Возможно, там были и любимые блюда Одиссея. Хотя… – рассмеялась я.

Варя посмотрела на меня с укором.

– Да. И не вижу в этом ничего смешного.

После ее замечания я приняла серьезный вид. За долгие годы дружбы мне удалось уяснить одну важную вещь – никогда не подшучивать над подругой. Иначе, это может очень плохо кончиться. Как-то в институте Варя принесла на лекции рыбный пирог. И в то время, пока Апполинарий Семенович ораторским голосом повествовал о развитии человечества, наша простая Варюшка принялась яростно пережевывать нескончаемый поток рухнувшей на нее информации. И вот когда процесс достиг самого пика, она с ужасом увидела, что взгляд профессора устремлен прямо на нее, точнее, на ее жующий рот.

– Вкусно? – спокойным тоном произнес он

От стыда или ужаса у Варвары перехватило дыхание. И вдруг она ускорилась. Пирог молниеносно залетел в рот, а глаза Апполинария Семеновича округлились до размера пятирублевых монет. Мы все сидели, боясь даже кашлянуть. Буквально за несколько секунд ей удалось впихнуть все содержимое. И лишь тогда она ответила

– Очень. Простите.

Тут по всей аудитории разразился дикий хохот. Варя вся пунцовая от стыда, выбежала за дверь. И потом обходила всех стороной. Я пыталась с ней заговорить, на что получала уже до боли знакомый укоризненный взгляд. И, кстати, на лекции у нашего профессора она больше ни разу не появилась. Удивительно, что Апполинарий Семенович каждое занятие искал ее среди студентов. И, казалось, даже скучал. Через полгода Варя из полненькой любительницы стряпни, превратилась в грацию. Она сбросила наеденные пятнадцать килограмм, записалась на курсы под названием: «Ты – женщина. И этим все сказано». После академ отпуска, который Варя неожиданно для всех попросила в деканате, она вернулась настоящей сердцеедкой. Когда Варя, будто бы случайно, заглянула в аудиторию, где у нас шел экзамен, я даже не сразу поняла, что это моя подруга. Апполинарий Семенович посмотрел на нее, и его глаза заблестели.