Оксана Богачева - Убийство вслепую, или Обитель Душ

Труба давно выплюнула меня на площадь. Наказала, избила, встревожила, изнасиловала, потешилась и выплюнула. Я молча села на газон, забыв, как дышать, и умерла в очередной раз. Я одна! Мне некомфортно! Я одна, и мне не хочется никуда идти. Не хочется ни с кем разговаривать. Увиденным не похвастаешься! Да и ночь на улице! Шарахаться и убегать? Нет сил и не от кого! Люди спокойно спят и даже, суки, не догадываются, что вокруг них томятся души еще не умерших, но уже не живущих людей… А впрочем. Все к лучшему! Не хочу никуда идти. Посижу. Подумаю. Благо есть над чем…

– Устала? – тихий мужской голос прервал мои мысли. Мотя сел напротив и кровоточащей ладонью провел по моей щеке. – Что-то ты долго у него! Я заждался!

– Я просто хотела… – Слова не складывались. Мысли путались. Губы дрожали. – Там было такое!..

– Знаю!

– А потом…

Мне так захотелось плакать! Так по-земному и по-бабски безысходно! Мы встретились с ним глазами и застыли, всматриваясь друг в друга. Я отчаянно искала в нем спасения и поддержку, уют и ласку, без которых не мыслила жизни. Ни здесь. Ни там. А он смотрел на меня и молчал. Молчал долго и тихо. Прозрачно и невесомо. Боясь спугнуть время, растягивая его в вечность. Потом одним решительным движением прижал меня к своей груди. И я зарыдала. Рыдала громко, никого не боясь и не стесняясь. Рыдала в голос, в сопли и слюни, всхлипывая и икая. Из моей души выходил страх, обида, стыд, раскаянье и еще что-то такое, о чем не говорят. Я рыдала и рыдала, пропитывая плечо Матвея слезами. Огромное мужское плечо сильного человека. А он гладил меня по спине и тихо, осторожно, почти не слышно напевал смешную детскую песенку. «Однажды по дороге шли босые ноги…» Я тоже эту песенку пела. Только очень давно. Очень! Наплакавшись вдоволь, я уснула на плече самого близкого мне тогда человека.

– Мотечка, где мы? – спросила я, проснувшись.

– В Обители Душ.

Мы сидели у подножия памятника в центре площади. Вокруг нас был шикарный газон. Я легла на спину и уставилась в небо. Солнце уже взошло. Люди вытекали из домов и заполняли улицы. Все оживало, нарастало и шевелилось. Как здесь приятно пахнет! Я подняла руки и стала внимательно их рассматривать. Шиша лежала рядом и лизала мои пятки.

– Ну! С чего начнем искать истину? – как-то театрально спросил Матвей. – Хоть и раннее утро, но время ограничено, – добавил он.

– Как ты узнал про истину? – удивилась я. – Ведь это говорили только мне.

– Это говорят всем! Только истина у каждого своя! – Сел на траву совсем рядом и на ухо сказал: – И летать не всем разрешают.

Я смотрела на его изуродованное оспами и живыми ранами лицо. Глаза, его глаза. Они не давали мне покоя. Где я могла их видеть? Он смотрел на меня так искренно и так нежно, что стало как-то не по себе.

– Значит, ты не смог найти свою? Ну, свою правду? – я попыталась прервать затянувшееся молчание.

– Мою правду еще никто не смог выяснить! – очень легко и, кажется, очень спокойно ответил он.

– И что же это за правда, которой нет? – хотела съязвить я.

– Афганистан. Есть такая страна. Просто страна. Я там служил.

Мне стало стыдно и неловко.

– Да ладно! Не дрейфь, прорвемся! – улыбаясь, скомандовал он.

Знакомые слова, где-то я их слышала? Я задумалась, а он снова улыбнулся. Вот гад, все-таки читает мои мысли! Мотя не удержался и залился веселым, задорным смехом. Шишке понравился сей жизненный момент, и она решила поддержать его, начав неистово лизать меня. Если я в реальной жизни всегда пыталась увернуться от ее поцелуев, то сейчас подставляла все: глаза, уши, нос, щеки, губы. Все это было так реально, так вкусно, так к душе!

– А почему Шишка проходит сквозь людей, машины и предметы? – спросила я, анализируя увиденное.

– Ее душа чиста и не подлежит коррекции. Она покинула тело в миг его смерти, в назначенный срок. Просто мне позволили взять ее на время.

– Как на время? Значит, если я вернусь, то она… – Я прижала маленькое, мохнатое и барахтающееся тельце собачки к груди, желая ощутить ее тепло.

– Да, ее там нет! Ее не должно быть и здесь! Я думал, что тебе с ней будет легче. А так как я добросовестно служу, мне сделали исключение! Да и будет она рядом только назначенный тебе срок. И если я не забыл, то это всего семь дней, из которых осталось шесть, и уже восемь утра!

Последние слова отрезвили, а руки сильнее сжали Шишундру, так, что она

взвизгнула.

– Начнем с самого начала. Вернее, с конца. С последнего дня земной жизни. Постарайся вспомнить все. Каждую мелочь. Даже незначительную. – Мотя перешел к решительным действиям.