Любовь Новгородцева - Жемчужное ожерелье

В конференц-зале библиотеки собралось много народа. От гула, стоявшего в помещении, у Лили заложило уши, словно она не в зал вошла, а нырнула в воду. Пробравшись в ряд к своим коллегам, музейным работникам, она села в синее кресло с бархатистой, приятно тёплой обивкой. В открытые окна с улицы затекал горячий воздух, но Лилю морозило, кожу рук и плеч облепили холодные мурашки. Стараясь выглядеть спокойной, она пробороздила по собравшимся взглядом: солидные люди из администрации города и отдела культуры, уважаемые старички из Совета ветеранов, местные газетчики, телевизионщики, директор музея Иван Васильевич – бравый, подтянутый, с аккуратной бородкой, ни за что не дашь ему шестидесяти… Того лица, которое она надеялась увидеть, не было.

Когда Лилю пригласили на презентацию книги по истории города, она сразу вспомнила про Кротова. Хотя «вспомнила» – не совсем верное слово. Чтобы вспомнить, надо сначала забыть, а она не забывала. Просто не думала о нём.

Виктор Кротов – один из авторов книги, бывший учитель географии, одержимый краеведением, и несчастная Лилина любовь. Чувства к нему давно угасли, осталось лишь горьковатое любопытство. Хотелось посмотреть трезвыми глазами на человека, из-за которого столько безответно страдала, понять, что нашла в нём особенного.

Это сумасшествие приключилось с ней пять лет назад. Ей было тридцать. Ладно бы пятнадцать или двадцать, но тридцать, когда уже двое детей, должность старшего научного сотрудника, репутация серьёзной, деловой женщины… Оно, сумасшествие, не спрашивало разрешения, просто случилось и всё, как случаются стихийные бедствия – нежданно и неотвратимо… Тогда только-только наладились отношения с Кириллом, бывшим мужем, он наконец созрел для отцовства, попросился обратно в семью. Лиля, видя, как он старается загладить свою вину и как рады его возвращению мальчишки, согласилась дать ему второй шанс. Она даже успела почувствовать что-то похожее на счастье, и вдруг – катастрофа по фамилии Кротов…

Каждую встречу с ним, случайную и не случайную, каждый взгляд, каждое слово Лиля берегла в памяти, будто это были невиданной красоты и неведомой ценности жемчужинки. Бессонными ночами перебирала их, рассматривала, нанизывала одну к одной на воображаемую нить, а когда «жемчужинок» накопилось достаточно, сплела ожерелье и стала носить его не снимая. Ожерелье вело себя по-разному: то сияло, радужно переливаясь, так, что сердце замирало от его красоты, то раскалялось и жгло, и тогда Лиля не знала, куда деться от боли. Ложилась на диван, как истерзанная рабыня, и покорно ждала смерти…

…К микрофонам вышли ведущие, две сотрудницы библиотеки, и шум постепенно стих. Презентация началась. На сцену поднимались мэр, депутаты, директор отдела культуры, уважаемые старички… Лиля напряжённо слушала, но слова выступавших, будто пузырьки воздуха под водой, всплывали куда-то под потолок и исчезали там вместе с наполнявшим их смыслом.

Сидевшая рядом экскурсовод Анжела, молоденькая, недавно пришедшая в музей девушка, наклонилась к Лиле и что-то спросила. Вопрос Анжелы тоже ускользнул вверх.

– Что, прости?

– Это же он подарил музею коллекцию старинных вещей? – повторила девушка, протягивая буклет и указывая пальцем на портрет человека с бородкой. Буклеты бесплатно раздавали на входе, в сумочке у Лили лежал такой же.

Ей потребовалось время, чтобы вникнуть в суть вопроса, определить, в чьё лицо уткнулся розовый ноготь Анжелы, сообразить, о какой коллекции идёт речь. А когда ответ был выужен из памяти и взгляд возвратился от буклета к выступавшим, Лилю прострелила маленькая короткая молния: у микрофона стоял Кротов.

Нет, ничто не вспыхнуло. Укололо и разошлось спокойным, благодарным теплом: всё-таки приехал.

Первое, что Лиля принялась отыскивать в нём «трезвыми» глазами, – изменился ли. Про себя она знала, что изменилась. Длинные, вьющиеся от природы каштановые волосы она обрезала до плеч. В одежде стала отдавать предпочтение платьям, хотя раньше признавала только брюки. Возможно, и постарела немножко.

Кротов был абсолютно таким же, каким она его помнила: не располнел, не постарел, то же молодое, чисто выбритое лицо, та же стрижка с редкой, короткой чёлочкой, тот же мягкий голос, то же смущение не любящего находиться на публике человека. Даже его чёрный костюм и сиреневая рубашка, казалось, были теми же, что он носил, когда ещё жил в их городке и работал в школе.