Дмитрий Куприянов - Быдло

Я выхожу из туалета и вижу Лену в коридоре:

– С тобой все в порядке? Ты какой-то странный… Превращаешься в животное.

– Может быть.

– Мне за тебя страшно, – она смеется, – превратишься в какую-нибудь гориллу, и тебя посадят в зоопарк.

– Просто замечательно. У меня будут толстые губы и здоровенный зад

– Да у тебя он и так здоровенный, – опять смеется.

Я с удивлением пытаюсь посмотреть на свою пятую точку, как будто не знаю, что там:

– Да…. Не замечал.

– Точно. Но он мне нравится, – кокетливо смотрит.

Она прижимается ко мне.

– Нравится?

Я чувствую, что во мне возрастает возбуждение, которое просится наружу.

– Да…

– Мне тоже.

Я беру ее за руку и затаскиваю в туалет. Она хохочет:

– Тише, тише!

Оставшихся мозгов хватает, чтобы закрыть дверь, а дальше ни на что. Чувствую, что во мне просыпается какой-то кабан, у которого брачный период. Она говорит, что-то вроде: «Не-ет не надо»! А потом хохочет и стонет от возбуждения. Мне все это даже очень нравится. Говорю про себя: «Как скотина. Как скотина – где попало, как попало и с кем попало. Все признаки. Та-а-ак, где гандоны».

Сцена 2. Летчик

Я просыпаюсь ночью от не понятного шума вдалеке. Глаза не открываются. Я поворачиваюсь и натыкаюсь на тело от которого пахнет дешевыми духами. Думаю, что это Лена, хотя не уверен. Я ложусь на живот и утыкаюсь лицом в подушку, чтобы больше их не нюхать. Тут слышу, как кто бегает орет. Я открываю глаза, неохотно. Смотрю на часы – 5:35. Вижу телку Тимы у окна, она смотрит на улицу. Поворачиваю голову – Лена сопит с открытым ртом.

– Че случилось? – с недовольной рожей я спрашиваю у телки.

В этот момент слышу какой-то громкий стон с улицы:

– А-а-а-а-а-а-! Сука не трогай! Уйди бля!

Затем дикий хохот.

Она поворачивается и смотрит на меня:

– Ужасно… Человек свалился. Вон он внизу. Какой ужас!

– Какой человек? – зевая, говорю я, не понимая, зачем столько шума из-за этого поднимать. Сон меня клонит обратно к подушке. Я уже закрываю глаза, как она опять лепечет:

– Не знаю. Но, кажется я сегодня здесь его видела.

– Здесь видела? – я приоткрываю глаза.

– Да-а! Какой ужас, прямо не верится.

Я делаю над собой усилия, чтобы встать и подойти к окну. Вижу, что на улице столпилось полно народа, который, в основном весь чему-то радуется. По голосу я узнаю Павлика и Тиму. Только где они стоят – непонятно. Потому что очень темно из-за не горящего фонаря. Думаю: «Опять! Что ж это такое»! Я нехотя натаскиваю штаны и футболку и выхожу из квартиры. На полпути встречаю бегущего наверх радостного Павлика, который от смеха не может разговаривать:

– Че проснулся?! Бля этот Карлсон сука. Воооще… Мочит! А-а-а-а!

Я ржу вместе с ним, хотя не понимаю почему, урод, одним словом, и пытаюсь говорить:

– Сколько ребер насчитали?

– Не знаю, – он облокачивается на меня, чтобы перевести дух то ли от смеха, то ли от того, что бежал, – нога в трех местах, не знаю, точно ли. Пацаны еще считают!

– Да?… Я слышал, как они считали. Карлсон, как резанный орал!

Я тяну Павлика за плечо и мы с ним идем вниз.

– Знаешь еще так, знаешь, красиво упал.

– Да!?… – смеюсь я.

– Ага! То ли ласточкой то ли щучкой летел.

– Да?… А в итоге че получилось?

Он ржет:

– Хер его знает. Но красиво бля… Как Пикассо нарисовал…

Мы выходим на улицу и устремляемся сразу к потерпевшему. Я замечаю, что на улице весело, словно праздник. Много людей, которых я не знаю. В центре лежит летун и орет на кого-то:

– Пошла ты! Иди на хуй.

Мы подходим оба, довольные до жопы, и слушаем, как кричит Катя, которая, одна из немногих кстати, кто относится к произошедшему серьезно:

– Ты понимаешь, что уже достал всех! Идиот тупорылый… Что-нибудь новые бы придумал… Карлсон, твою мать!

Санек крючит рожу от боли и орет на нее:

– Пошла ты на хуй! Отстань от меня!

Он еще сильнее корчится, от того, что задел, что-то из перебитого. Я вижу, как ему больно – но, не могу ничего с собой поделать. Мне становится еще только смешнее. И всем окружающим тоже. А Катька продолжает:

– Скажи мне. Что ты этим добился. Скажи. А-а-а-а? Что, ты такое вытворяешь? Вон, над тобой смеются все. Как над придурком…

Карлсон смотрит на нее с большой злостью. Кажется если бы он смог до нее дотянуться – то сразу бы придушил. Катька продолжает, а мы все разом затихаем, чтобы не пропустить ни слова:

– Ты бы хоть что-нибудь новое придумал. Голым бы прыгнул. Может бы тебя в психушку забрали.