Ашот Григорян - Дорога в Латвию

«Постройка тех старинных времен, когда люди еще могли изъясняться латынью, – подумал я. – Пятиэтажный дом тоже не новостройка, судя по выгоревшему желтому окрасу, – ровесник двадцатого века».

То, что когда-то, видимо, служило особняку парадным входом, было тоже намертво заколочено. Других входов не нашел. Во дворе – истоптанная, похожая на глину земля, машины, стул, сделанный из бревна. Малолетние сорванцы громко разговаривали на латышском. Перед особняком одиноко стояло тонкое дерево, кажется, остролистый клен. Из трубы валил густой дым. Что это – кто-то живет внутри? Как-то ведь входят в дом? Нужно будет сюда вернуться.

И вообще – стоит вернуться в Ригу. Всегда так: будучи в другом месте, сожалеешь, что в данный момент тебя нет в Риге, ведь каждый момент неповторим, уходит безвозвратно, ты пропускаешь дорогие сердцу события, глаза не останавливаются на шпилях церквей, в которых снова и снова помолился бы, не противостоишь порывам ветра с моря, не знакомишься с людьми, с кем мог бы познакомиться там, не видишь разные состояния города, Даугавы, взморья…

А если не судьба, то чему следует уступить время, так это снам, снам и выдумке, фантазии, бреду, состоянию транса, мысленным передвижениям без учета условностей и особенностей, виз и границ.

3

…Это случилось нежданно, вдруг: птицы разных видов и мастей сошли с ума. Бились о лица прохожих, об оконные стекла, падали в выхлопные трубы, проникали в дома и офисы. Во всем мире люди боялись выйти из дома, а кому очень нужно было, надевали на голову куртки или закрывали лица масками (начали продавать сетки на лицо). В жилых районах копились мусор и грязь, в которых царствовали грызуны и летучие твари. Кто мог, перевелись на удаленку, кто-то уволился, на улицах почти не встречались пешеходы – бегом до ближайшего магазина и домой. Пугливые люди полюбили дожди. Особую опасность представляли крупные хищные птицы, хотя и от спутников человека вроде голубей можно было ожидать всего. Они агрессивно таранили всех без разбора, спасались только жители тех стран, где было холоднее. В Хушабе и Страшенах власть взяли птицы, в Бурсе короткое время имело место безвластие. О первых погибших сообщили в начале июня. По телевидению голубей называли исключительно «летающими крысами», орлов – «пожирателями печени». Хорошо, что домашние птицы остались безучастны к безумию своих собратьев, люди их все также любили и чуть реже, но употребляли в пищу.

…То майское утро 2043 года было в К..ске вполне обыденным, горожане спешили на работу. Поговаривают, что птичье безумие взяло начало именно оттуда, хотя доказательств никто не приводил. Якобы какой-то парень по дороге на работу спустился в узкий безлюдный переход, а там кормилась стая уличных голубей. Испуганные птицы попытались вылететь на улицу, но парень не пускал их, отмахивался руками, бил рюкзаком, издавал отпугивающие звуки (немаловажная деталь – парень любил выпивать). Не найдя другой дороги, птицы влетели парню в лицо, он от неожиданности упал и не смог подняться, а замазанные кровью птицы вырвались наружу, метались направо-налево и сигналили своим собратьям о случившемся. Неважно, так все началось или причиной стал сдвиг магнитного поля Земли, как считали австрийские ученые, но через считанные дни птичье безумие охватило весь земной шар.

Опасность прошла только к началу сентября. После того как полицейские начали отстреливать птиц, их поголовье резко сократилось, а оставшиеся вновь стали бояться людей. Зыбкое перемирие восстановилось.

4

Латвии, как и Армении, не повезло с географическим положением. Но у Латвии есть преимущество – выход к морю. Нигде не прерываясь, пляж тянется на все 500 километров. И, что примечательно, на побережье не наблюдается особого ажиотажа. Даже в сезон едешь в Юрмалу на электричке и в вагонах так свободно, пассажиров мало, никто не толкается. Здесь вообще неуместно вести себя агрессивно.

Латвия – это спокойствие,

покой, умноженный на радость,

и жизнь в ней – перемирие,

мир, деленный на всех,

нежно-певческий здешний язык,

как ручей неустанно журчащий,

дородную загадку таит

в словах кристально простых.

Рига – это вдохновение

добавить свой след во времени

и, следовательно, в пространстве,

убавив мишуру и потери,

словно письмо поколениям,

красотой оставить бы след,

пройдя по краям, где солнце

меж туч ярко светит земле…

На пути через время и пространство мы оставляем свой неизгладимый след… Но каким он будет? Больше никогда не будет расти травинка, на которую мы невольно наступили, не будет сидеть на занятом нами месте другое существо, мы изменили (хоть на время) положение и расположение вещей, да и люди, соприкасаясь друг с другом, вольно или невольно меняются. Хорошо, если к лучшему. Войдя в безлюдный лес в Энгурском крае, я вдруг почувствовал, что он полон существ, когда-либо прошедшими по нему, и они следят за мной – не слишком ли самонадеянно веду себя.