Марк Берколайко - Доктор Фауст и его агентура

Гвидон поглядывал то на лектора, то на Сережку, и ясно было, что мысли друга он всецело поддерживает, но, случись ему их излагать, говорил бы с Наумычем тоном доброго властелина, расстроенного тем, что знаменитый звездочет и книгочей так неожиданно превратился в недоумка. Однако при этом называл бы бывшего мудреца не иначе как «досточтимый профессор».

А Джока словно бы смотрела фильм, сюжет которого удивительно согласован с последовательностью ее безукоризненных умозаключений:

– сейчас Наумыч прогонит Сережку вон… навсегда… то есть до экзамена;

– вечный изгнанник потребует создания комиссии, которая в угоду декану будет настаивать если не на двойке, то на трояке, чтобы надоевший всем мерзавец не получил диплом с отличием;

– однако престарелый факультетский гарант справедливости настоит на четверке – чтоб ни нашим ни вашим;

– а готовиться к экзамену они с Сережкой будут вместе, потому что у нее всегда самые толковые конспекты на всем потоке – и этот дополнительный шанс привязать его к себе еще крепче она не упустит;

– после экзамена, на котором его хорошо поимеют, он прибежит к ней плакаться по поводу идиотского устройства мира – и вот тогда…

Вывод: замысел стать его женой, возникший у нее еще в конце первого курса, когда «будущий муж», роняя слюну, гонялся за Светлячком (тогда еще просто Светланой), вполне реализуем!

Что и требовалось доказать.

И, будто бы прочитав мысли всех троих, Наумыч решил обойтись без образцово-показательной порки. Лучше неожиданный хук слева, тем более что Троцкий, слегка устав, на последних вдохах-выдохах произнес совсем уж запредельное:

– …Есть такое выражение «Врет, как очевидец». Но гораздо хуже, когда кто-то, не ожидая, что его поймают на слове, врет, как проповедник.

– Проповеди произносить не умею, – усмехнулся Наумыч, – а если б даже и умел, то вам, именно вам, проповедовать бы не стал. Цитировать Евангелие от Матфея, перед кем не стоит метать бисер, тоже не буду. Просто констатирую: наше с вами общение бессмысленно, а потому…

Ликующим стало лицо Сережки: он вынудил легендарного Наумыча стать банальным и изгнать дерзко мыслящего студента без права посещения. Чтобы потом, на экзамене, стараться, едва не выпрыгивая из идеально выглаженных брюк, завалить его.

– …а потому, – продолжил Наумыч почти ласково, – я запрещаю вам появляться на моих лекциях в течение всего учебного года. Но, учитывая вашу незаурядную одаренность и стойкое присутствие в базе данных Потанинского фонда, что, безусловно, делает честь нашему факультету, «отлично» на экзамене поставлю вам автоматически. При непременном, однако, условии вашего отсутствия и в этот день. Зачетку передадите с друзьями.

Выждал минуту. Удивленно посмотрел на Троцкого: ты еще не аннигилировал? – и взревел неожиданно:

– Ты слышал, что я сказал?! Пошел отсюда на хер!

«Британские ученые установили» – когда-то этой фразой любили начинать любую околонаучную дребедень. Но они действительно установили, что двое юных хищников одного и того же вида не могут примириться с существованием друг друга ранее, чем после хорошей драки. В нашем же случае, будто бы доказывая, что человек хищен в любом возрасте, неприлично долго живущий самец с пеньками зубов, стыдливо прикрытыми металлокерамикой, охотно ринулся в бой с юнцом, оскалившим вполне достойные уважения натуральные клыки. Повод для схватки нашелся бы всегда: воспевал бы, к примеру, Доктор Фауст полезность отдающих мистикой комплексных чисел или, напротив, обличал бы вредоносность невинных десятичных дробей, Троцкий все равно разразился бы наглым лаем, получил в ответ хриплый рык – и в бой!

Но в сказанном Доктором Фаустом был совсем уж оскорбительный для Троцкого нюанс: «пятерка» – словно бы брошенная в него перчатка. О, если б можно было хотя бы счесть ее символом вызова на дуэль! – так нет же, перчатка эта будто ворковала: «Возьми меня, малец, а то у тебя ручонка замерзла!»

«Экий он чувствительный!» – подумает иной читатель и, возможно, будет прав: времена нынче такие, что пощечины мы все чаще именуем шлепками [6] Е. Шварц. Тень. , однако наш Сережка-Троцкий, подобно Троцкому Льву, своему прообразу, считал, что любой замах – это уже пощечина.

Итак, я наговариваю это на айфон, стоя на балконе палаты люкс, приписанной к сердечно-сосудистому отделению.