Ольга Югова - Осколки истории

Бабушка Саша успела до войны защитить диссертацию, выйти замуж и родить дочку Женю, нашу с Лешей бабушку. А когда началась война, она с трехлетней Женей и пожилой мамой уехала в эвакуацию в Ташкент, а Леша писал им с фронта письма своей неподражаемой орфографией. Его язык можно было использовать как шифр – письма могли понять только мама и сестра. Неизвестно, получил ли его специфический талант использование на войне – а мог бы: шифры там были необходимы – но в 43-м году на Лешу пришла похоронка. Бабушка Саша только одному радовалась – что их мама успела умереть раньше, от болезни, и не узнала о гибели единственного сына. А для бабушки Саши это был огромный удар; она нежно любила брата. И день победы всегда, до самой ее смерти, был для нее днем памяти о павших, днем скорби по брату. В этот день она всегда плакала.

А вот бабушкин муж, тоже Саша, всю войну прошел радистом и вернулся без единой царапины. Она с дочкой вернулась в 44-м году из эвакуации в Москву, Женя пошла в первый класс, а дедушка Саша, придя с фронта, устроился работать в какой-то архив. Он был очень хозяйственным, добрым и домовитым. Растил дочку, вел хозяйство, пока бабушка Саша учила испанский – или португальский? – и рассекала по миру, ездила в командировки то в Латинскую Америку, то в Японию, то во Вьетнам. Она до самой смерти оставалась всегда живая, веселая и всем интересующаяся. Меня по рассказам мамы о бабушке Саше всегда поражало, как в те трудные времена, пережив столько испытаний, можно было сохранить такую любовь и жажду жизни и такой неиссякаемый оптимизм.

А баба Женя художник-керамист. Закончила Суриковку, там же познакомилась с будущим мужем, дедом Иваном. Он всю жизнь преподавал в художественном училище и просто обожал свою работу, а она творила. И все стены у нас дома и у дяди Кости – это мамин брат – увешаны картинами деда и декоративной керамикой бабушки.

Баба Женя умерла, еще когда мы жили в Москве, а дед успел пожить с нами здесь и умер всего несколько лет назад. Я очень хорошо его помню – он всегда с интересом возился со мной и братом, учил нас премудростям сельского хозяйства, пытался научить рисовать, но на это уже мы оказались необучаемыми.

После зачета по практике я созвонилась со своей старинной подругой, Настей. Мы с ней не виделись с весны, с начала карантина. Так-то она учится в соседнем корпусе, но сначала карантин и дистанционка, потом сессия, одно за другое, так и получилось, что мы полгода только созванивались и переписывались.

Но теперь можно было уже и повидаться. Ковидные ограничения к середине лета немного ослабели, но нам хотелось еще большей свободы, и поэтому мы договорились съездить на природу, на пикник или что-то вроде того. С нами должен был поехать Андрей, Настин брат – во-первых, он за рулем, а своим ходом туда не добраться, разве что на велосипедах. А во-вторых, он часто участвует в наших с Настей задумках и приключениях.

Андрей вот как раз этим летом получил диплом на том же факультете, который несколько лет назад закончил Леша, и поступил в аспирантуру. Настя по секрету рассказывает мне, что Андрей ко мне неравнодушен, и это очень лестно, но я дружу с ними, сколько себя помню, и никак не могу отнестись к нему иначе, как к старшему брату, дорогому другу, товарищу игр, и это напрочь лишает наши взаимоотношения какого-либо романтического флера.

Вся романтика у меня в голове и только при мыслях о Диме. Он, конечно, хлыщ, но такой милый! И главное, чем? Не знаю. Я стараюсь держать его на расстоянии, но какая-то нежность все-таки проскальзывает. И я действительно буду по нему скучать все лето, а он, действительно, по мне скучать не будет. Вот зараза!

***

Для нашей поездки мы выбрали жаркий летний день, чтобы можно было и искупаться, и на травке полежать, и вообще, насладиться солнышком. Мы встретились, совершенно счастливые, что впереди у нас целое лето. Чтобы быть точными, ровно половина лета, потому что сегодня 12-е июля, но зато свободная его половина – сессия сдана, практика зачтена, а ослабление ковидных ограничений давало нам надежду кроме пикника побывать и в других местах, которые еще весной были закрыты.

А сегодня мы приехали на наше любимое место, которое как-то «открыли» совершенно случайно, во время наших велопрогулок по окрестностям, и с тех пор очень к нему привязались.

Это была заброшенная усадьба, которая лет 100—150 назад была благоустроенным хозяйством. В советское время здесь, видимо, было что-то вроде санатория, и минимальный порядок поддерживался, но сейчас все заброшено, каменный дом стремительно ветшает, сад зарос так, что пройти к дому можно по одной-единственной тропке. Дорожки сада все заросли, некоторые и вообще исчезли, старые яблони еще стояли, как свидетели славного прошлого. Дом и небольшой флигель, стоящий рядом, похоже, были желтого или бежевого цвета, судя по полуоблупившейся краске. Местами из-под отколовшейся штукатурки виднелась кладка красного кирпича. В наших краях все постройки из белого кирпича, и места реставрации дома угадывались – некоторые окна, видимо, за ненадобностью, были заложены белым кирпичом, и им же заложены те места, где осыпалась старая кладка.