Владимир Хованский - Охота на зайцев

«Люся накормит», – подумала она. Машины с людьми в комбинезонах подъезжали к другим самолётам. Муся ждала. И вот – о счастье! – машина подкатила к родимому лайнеру.

Муся подлетела поближе к двери и, как только дверной проём приоткрылся, бочком проскользнула в салон. Ах, какое счастье вернуться в вожделенную обитель! Пусть временную, пусть на колёсах и с крыльями, но завтра это железное чудо взовьётся с оглушительным грохотом ввысь, растает в безбрежном воздушном океане и, рассекая его просторы, перенесёт пылинку по имени Муся из одного его предела в другой, так как каждой пылинке уготовано своё местечко в чудном строении по имени «мир». И окажется пылинка по имени Муся в том самом месте, где ей предназначено быть.

Теперь всё в самолёте восхищало Мусю: полумрак, круглые окна, низкий потолок, и даже ядовито-горький запах чистейшего пола был для неё приятен. Хорошо-то как. Она вольготно расположилась в хвосте салона рядом с кухней. Кухня слепила чистотой, и отыскать в ней хотя бы крошку было делом невозможным. «Люся накормит…» – снова подумала Муся.

Настал вечер, его накрыла скорая южная ночь – и вот он, робкий солнечный лучик, заглянувший в окошко самолёта.

Мусю зазнобило. Она вдруг испугалась, что Люся не придёт, что её прихлопнет какой-нибудь расторопный шалопай, и не сводила глаз с закрытой двери. И… о чудо! Дверь бесшумно открылась, и Люся с подругами шагнула через порог.

Муся, визжа от радости, бросилась ей навстречу и вцепилась в плечо.

– Ой, Муся… смотрите, Муся, Мусенька…

Подружки загалдели, затолкались, каждой хотелось потрогать мушку, намертво вросшую в лёгкую Люсину блузку.

– Коробка, где коробка?.. Я принесла её обратно…

И снова коробка водворилась на старое место, и снова блюдечко ломилось от яств, и снова счастливая Муся воцарилась на мягкой салфетке.

А потом самолёт взлетел, потом пошёл на посадку, лёгкий толчок, сухие хлопки, и нарядная Люся подошла к коробке:

– Ну, Муся, всё. Приехали. Давай прощаться… Будь счастлива, лети домой и не забывай меня…

С этими словами она вынесла коробку и открыла её.

Муся осторожно села Люсе на руку, быстро-быстро пробежала по ней до плеча, замерла… и, не оглядываясь, устремилась в город.

И вот показался маленький домик, вот настежь открытая форточка и вот за два нескончаемых дня постаревшая ненаглядная мама.

– Мамочка, я дома… Я дома-а-а!..

Декабрь 2007 г., Томилино

И чего так долго тянется урок? Может, тётя Фрося забыла про звонок? Может, ушла домой? А мама печёт пироги… Эх, везёт же Ритке, день рождения только начался, а ей уже пироги, и она вместе с Галькой уплетает их за обе щёки…

Эти отчаянные мысли терзали Вовкину голову, не давали сосредоточиться на скрипучем голосе древней учительницы Катерины Ивановны по прозвищу Черепаха.

Ах, пироги, пироги… Огромные, пузатые от распиравшей их начинки, любимые мамины пироги с капустой… А румяная хрустящая корочка, а булькающая кипящим маслом огромная кастрюля, из которой мама доставала и доставала уже готовое вожделенное лакомство и опускала его в кастрюлю поменьше…

Ну как тут не взволноваться, как не изловчиться и не схватить огнедышащий пирог и сразу сунуть в рот, обжигая всё его нутро… Проворонили, не уследили сёстры, и теперь уж пирог не отымешь… А что подзатыльник – это дело привычное, мелочь, пустяки…

Наконец колокольчик тёти Фроси прозвенел, и Вовка в три прыжка выскочил во двор, школьный двор, на противоположном конце которого стоял учительский дом, в котором жила Вовкина семья. Вскочив на каменное крыльцо и распахнув входную дверь, он чуть не врезался в Риту, старшую из сестёр. Она стояла у порога с мокрой тряпкой в руке.

– Ты куда? Ослеп? Не видишь, что мою полы?!

С досады Вовка бросил портфель:

– Дай сачок, рыбу пойду ловить…

– Иди, только недолго, полы высохнут скоро…

Взяв сачок, Вовка пересёк двор и по крутой горке скатился к застывшему в ледовом панцире пруду. И учительский дом, и школа стояли на высоком берегу большого пруда. Летом в нём купались, по утрам полоскали бельё, набирали воду для полива огородов. Зимой, пока его не засыпало снегом, катались на коньках. А ещё в нём… ловили рыбу.

Да-да, в проруби… Вообще-то проруби предназначались для полоскания белья, однако рыбье население пользовалось ими, чтобы подышать кислородом. Рыба поднималась к самой поверхности открытой воды, глотала воздух и… зачастую становилась добычей удачливых рыболовов.