Станислав Хромов - Времена года. Книга стихов

Я помню: заря восходила,
И тени ложились к крыльцу,
И ты улыбалась так мило
Ее золотому венцу.
Зажглись на березах сережки,
Твой смех ускользал на бегу,
В конце заметенной дорожки
Искрилась веранда в снегу.
А дальше мохнатые ели
Глубокий покоили сон
И мрачно оттуда глядели,
Вздыхая ветрам в унисон.
Ну что ж, мне и это отрадно,
Что в памяти нашей живут
Аллея, березы, веранда
И белый под елями пруд…

Вот проснусь я однажды рано,
Натяну сапоги и плащ
И по полю в сетях тумана
Побреду, как промокший грач.
Мимо черной угрюмой пашни,
Чуть заслыша высокий звон,
Прямо к лесу, где елей башни
Окружили покой и сон.
И, зайдя под густые ели,
Вдруг почую, что где – то тут
Молчаливые бродят тени —
Не меня ли в дорогу ждут?
Не пора ли и мне без жалоб
Собираться в обратный путь?
Как легко и свободно стало б
Отрешиться куда – нибудь!
От всего, что давно не ново,
От чужих безразличных глаз,
От короткого сна земного
Что до смерти замучил нас.
Что саднит, как глухая рана —
Безысходен, жесток, тяжел…
А иначе, зачем так рано
Ты из дома сюда пришел?

Вечер синий, вечер лунный,
В небеса столпы дымов,
Над окраиной безлюдной
Дремлют крыши теремов.
Я любил тебя такую —
Просветленную в печаль,
Я и сам порой тоскую,
Только мне себя не жаль.
Знаю, будет оно время-
Без молитвы и креста,
Из иного Вифлеема
Выйдет новая звезда!
Разойдутся ли по миру
Песни петь… Былая Русь!
Но за их чужую лиру
Я ручаться не берусь.
Знаю только вечер зимний,
Звезды яркие над ним,
Да узоры тайных линий —
Уходящий к небу дым.
Так ли ввысь и ты, Россия,
Отлетишь, наступит срок,
Как непризнанный мессия,
Как сгоревший уголек?
Мчатся блики, иней колкий
Покрывает все кругом…
Вечер синий, вечер долгий,
Не тревожься ни о ком!

Короткий изводится вечер,
Туман за дорогами чист,
Взирают оплывшие свечи
На белый исписанный лист.
Чертит карандаш по бумаге,
Забыв назначенье свое —
Безвестные, тайные знаки
Выводит его острие.
И в этом немом откровеньи
Безумном, как времени ход,
Быть может, иное движенье
В иных измереньях живет.
Вот так, мой хороший, а ты то
Все думал пройти на ура,
Ты думал, что тайна зарыта
В корпенье пустом до утра.
Любил ты могильные плиты
И грозный над лесом закат,
Когда его светом залиты
Стога на покосах горят.
Когда на притихших угорах
Соборы возносятся ввысь,
И мысли твои в разговорах
Над ними, как стаи неслись.
Любил ты уступчивых женщин
И бойких, веселых девиц —
С бесовскою силой повенчан,
С полетом заоблачных птиц.
Ты тайно в ушедшие ночи
Скрывался, как в черный подвал,
Где карие ведьмины очи
Божественным даром назвал.
Где так же легко и свободно
Живется, как в жизни чужой —
И бродишь с улыбкой холодной
За призрачной этой межой.
А твой карандаш на бумаге
Выводит бессмысленный штрих —
Откуда взялись эти знаки,
И кто подсказал тебе их?
Взгляни на пустые кварталы,
На мрачные в дымке дома —
Вот памяти светлой анналы
И черной тоски закрома.
Все здесь, не надейся душою
Чужую судьбу проложить
И там, за далекой межою
Свободно и праведно жить.

Я могу теперь только забыться
И взмахнуть на прощанье веслом —
Одинокая вещая птица
Осенит меня черным крылом.
Озираясь на волны несмело,
Погляжу я на берег с тоской —
Может, девушка в платьице белом
Мне вдогонку помашет рукой!
Зашумят сиротливо березы…
И не стану еще возражать,
Что глотая невольные слезы,
Будет девушка следом бежать.
Но в желаньях своих несерьезных
Для нее ты, конечно, не тот —
Подавай ему проводов слезных,
Полюбивший мечты идиот!
Как подумаю с грустью об этом,
Угасает и прячется взгляд —
Если кто – то родился поэтом,
То его утопить норовят.
Говорят, мол, она не по Сеньке —
Он пропойца и круглый дурак,
Оттого на последние деньги
Вечерами сбегаю в кабак…
Так ничтожно, подобно лишаю,
Одинокие годы влачу —
И уже никому не мешаю,
И уже ничего не хочу…

Гулко в лесах, и сошедшими пахнет снегами,
Ожили борозды, вновь увиваясь за плугом,
Воды озерные вровень стоят с берегами,
Быстрые утки проносятся низко над лугом.
В дымке рассветной что слышу я каждой весною —
Плач ли ребенка, дыхание родины спящей?..
Нет, никуда не уйдет это вместе со мною,
Чтобы воскреснуть в какой-то судьбе преходящей.
Нет, не поверю, что там – на пороге эпохи
Все растворится за гранью иных измерений,
Плачет дитя, и дела наши, стало, не плохи,
Плачет душа, вызывая слова откровенней.
Воды и небо, и пара стремительных уток,
Как это много для сердца влюбленного значит!
Плачет душа, и порою, надрыв ее жуток,
И не понять, по кому она веснами плачет…