Ярослав Докучаев - Меландия

– Да хочу, конечно, – икает Вика. – Весело будет.

– Классно. Я тогда косуху привезу, – Аня встает. – Ладно, пойду к Мел. Обещала ей Малефисенту показать, – помахав нам ладошкой, она шагает к барному стулу, на котором лежит плед. – Спокойной ночи, Крис! – поднимает его и выходит из зала.

– Я тогда на басу буду, Анька на гитаре, а вместо ударных драм-машину поставим, – Лина откинулась на спинку дивана. – Ты на клавишных?

– Ага, – Вика рассеянно смотрит в стакан. – А ты петь умеешь?

– Да кто там петь-то умел? – усмехается Лина. – Орать мы все можем, так что…

– Лина, – Ульяна ставит на стол черную кожаную сумку, и Лина переводит на нее удивленный взгляд.

– Что это?

– Миллион долларов, – отвечает Ульяна, глядя в айфон.

– Серьезно, что ли? – Лина осторожно тянется к сумке и расстегивает черную молнию. Плотно обмотанные прозрачной пленкой, внутри лежат большие стопки банкнот. Ульяна поднимает глаза. – Вика, фортепиано привезут на днях, – та обескураженно моргает, глядя на сумку, а Лина вынимает пачку банкнот высотой с большую книгу.

– А тут сколько?

– В одной упаковке сто тысяч, – буднично отвечает Ульяна.

– Ага, – Лина берет сумку обеими руками и, приподняв, ухмыляется. – Тяжеленная какая.

– Рада, что ты довольна, – кивает Ульяна и шагает к белой лестнице в дальнем углу бара.

– Охуеть, – Вика заглядывает в сумку. – Королевский подгон, – она подбрасывает на ладони упаковку банкнот. – Линка, а ты почему ее королевой-то зовешь?

– Я когда сюда прилетела, – Лина надрывает пленку синим ногтем, – она сказала, что сейчас стражу вызовет, и они мне голову отрубят, – она вытаскивает стодолларовую банкноту и смотрит через нее на красный свет заходящего солнца.

Окна третьего этажа особняка слабо светятся за плотными занавесками. В одной руке Лина несет сумку, а другой обняла за плечо Вику, которая, еле переставляя ноги, шагает по дорожке в сторону гаража. Над ними нависают, переливаясь золотом, тяжелые кроны деревьев, а еще выше раскинулось полное звезд небо. Река черной лентой пересекает золотой луг, над которым неторопливо парят светящиеся пылинки. Нырнула под деревья и снова спугнула большую птицу, вроде бы сову. Ветви и листья сплелись над головой в золотистый коридор, который привел к берегу пруда и моему дому. Белые цветы в вазе у двери заменили большими бледно-розовыми, а черная тарелка и чашка, что утром оставила на стойке, пропали. Зато появился свежий багет, еще теплые круассаны и гора разных ягод в холодильнике. Подошла к белой панели со светящимися иконками швабры, ножа с вилкой и креста. Хотела попросить что-нибудь приготовить, но посмотрела на часы и решила не дергать людей на ночь глядя.

Деревья блестят с другого берега пруда над изголовьем аккуратно заправленной кровати. Ветер покачивает ветви, и по звездной глади воды бежит золотистая рябь. Майка, которую бросила на низкий черный комод, аккуратно висит в незаметном шкафу в стене. Натянула ее и забралась под одеяло. Широкий потолок с плоскими овальными лампами обрывается прямо в черно-синее море звезд, через которое тянется, насколько хватает глаз, белый рукав Млечного Пути. Саша написал, что чапли-кебаб лучше рибая и предложил сделать его. Утешать меня ужином уже не надо, но пусть готовит, раз вызвался. Через пару дней вернется, говорит. Настя заявила, что сценарий документалки про рэп уже почти написала и спросила, подготовилась ли я к интервью с актером. Наврала, что готовлюсь вовсю и пообещала себе заняться завтра. Так хотела со звездами работать, а теперь и времени на всех не найти, и хорошо, наверное, что одна яркая звезда в небе уже погасла, только за ней вдруг пропадают и остальные, и остается только три блеклых звездочки, которые скачут в черной слякотной луже, потому что ботинком встала, чтобы снеговику голову на место поставить, а то она все разваливается серыми рыхлыми кусками. В другой луже будто тлеет одинокий фонарь, а под ним гаснет окно ларька, где мама сигареты покупает, а голова смотрит на меня безглазым лицом с серыми пятнами, и лезу мокрой варежкой в карман, чтобы камешки ей воткнуть вместо глаз. И Луна тусклая, как лампочка в туалете, ничего не разглядеть толком, а камешек-глаз один от кирпича отломился и все не хочет в голове сидеть. Надо новый искать, только ботинки мокрые совсем уже. А под фонарем идет дядька пузатый, который в ларьке работает, и его лысина блестит желтым пятном, а рядом с ним мама смеется и светит огоньком сигареты. Они лужу обходят и вдоль трехэтажной стены идут к скамейке без доски на спинке, а под ней камешки отвалились как раз от асфальта и хлопаю там варежками, разворошив окурки.